Военная фортуна - [91]

— Мистер Хирепат, — сказал он, возвращаясь, — могу ли я попросить Вас передать письмо капитану Обри, как только вы увидите его? Это крайне важно для меня, в ином случае я бы не осмелился побеспокоить вас.

— С радостью, — сказал Хирепат.

Они остались одни, Диана передвигалась по комнате, зажигая свечи и задергивая занавески. Время от времени она посматривала на него, а потом сказала:

— Боже мой, Стивен, я никогда не видела тебя в таком подавленном состоянии и таким бледным. Ты что-нибудь ел сегодня?

— Ни крошки, — сказал он, пытаясь улыбнуться.

— Я мигом закажу еду. А пока ее несут, ложись на мою кровать и выпей. Я думаю, уж с этим ты справишься. Налей и мне тоже.

Так он и сделал — сейчас его голова просто раскалывалась, но сказал:

— Никакой еды.

— Тебе не нравится, что я пью, не так ли? — спросила она, наливая бурбон.

— Да, — сказал он. — Ты просто портишь цвет лица, Вильерс.

— Виски влияет плохо?

— Алкоголь огрубляет кожу, уверяю, это — факт.

— Я пью немного, только когда взволнована, как сейчас, или чтобы поднять настроение. И поскольку я тоскую с тех пор, как приехала сюда, то осмелюсь сказать, что должно быть поглотила несколько галлонов. Но с тобой, Стивен, мне не будет грустно. — После длинной паузы она заговорила снова. — Помнишь, много лет назад ты спросил меня, читала ли я Чосера, а я переспросила: «Грязного старого Чосера?». А ты укорял меня за такие слова? Но, по крайней мере, он действительно говорил:

«От пьяной женщины не жди отказу,

Распутники тем пользуются сразу».

— Диана, — резко оборвал ее Стивен, — знаешь ли ты кого-нибудь в Америке… Есть ли у тебя проверенный друг, которому ты можешь доверять, и к которому можешь бежать?

— Нет, — сказала она удивленно. — Ни души. Как я могла, в моем-то положении? Почему ты спрашиваешь?

— С твоей стороны было очень любезно написать мне вчера письмо, очень, очень приятное письмо.

— Да?

— Оно ко мне так и не попало. Я нашел его в столе у Джонсона, рядом с твоими брильянтами.

— Ох, Боже мой, — воскликнула она, смертельно побледнев.

— Очевидно, мы должны бежать прежде, чем он вернется, — сказал Стивен. — Я написал Джеку, посмотрим, что он сможет сделать. Если ничего, то что ж, есть и другие возможности.

Вероятно, они и были: но какие, кроме безоглядного бегства в темноту? Его мозг не мог, не способен был справиться с проблемой быстро и решительно: мыслить четко и здраво было не в его власти.

— Я и не беспокоюсь, — сказала Диана, беря его за руку. — И не подумаю, пока ты рядом.

Глава восьмая

— Могу я видеть капитана Обри? — спросил Майкл Хирепат.

— Как вас представить? — спросил швейцар.

— Хирепат.

— Вы не мистер Хирепат.

Глядя в эти черные холодные глаза, Хирепат ответил:

— Я — сын Джорджа Хирепата. Принес капитану записку от доктора Мэтьюрина.

— Посещение запрещено. Я отнесу ее.

Индеец вскоре вернулся вместе с сестрой милосердия и уже более дружелюбным тоном сказал:

— Поднимайтесь, мисс покажет вам дорогу.

— Мистер Хирепат! — вскричал Джек, протягивая руку. — Сердечно рад вас видеть. — Дверь захлопнулась. — Проходите, присаживайтесь рядом с кроватью. Доктор не ранен?

— Нет, не то, чтобы ранен, сэр, скорее странно заторможен: я бы сказал, ошеломлен.

— Вы заметили французов, выходя из отеля?

— Да, сэр. Это их излюбленное место встреч, в холле сидело восемь или девять, военных и гражданских.

Бывший капитан всегда казался Майклу Хирепату могучим, а сейчас, сев в постели, — и того больше: он выглядел еще массивнее, шире и сердитее, чем когда-либо на борту «Леопарда». Затем, после мрачной, задумчивой паузы Джек сильным, решительным голосом сказал:

— Вы не подадите мне рубашку и бриджи?

Хирепат беспрекословно исполнил, но когда Джек снял перевязь и затолкал раненную руку в рукав, Хирепат вскричал:

— Сэр, доктор Мэтьюрин, конечно, никогда не позволил бы…

— Мои пальто и обувь в том высоком шкафчике, — было единственным ответом, — мистер Хирепат, ваш отец дома?

— Да, сэр.

— Тогда помогите мне спуститься по лестнице и покажите дорогу к его дому. Проклятая пряжка!

Хирепат нагнулся и застегнул её, подал Джеку пистолет и помог спуститься по лестнице.

— Не то, чтобы я недостаточно ловок, — заключил Джек, — но, когда пролежишь какое-то время, иногда теряешь равновесие, когда дело доходит до лестницы. Но, Богом клянусь, я не споткнусь больше.

Но в холле их остановил швейцар.

— Вам запрещено выходить, — сказал он, держа руку на засове, запирающем дверь.

Джек, насколько смог, придал лицу дружелюбное выражение и сказал:

— Я только собирался прогуляться, чтобы повидать доктора Мэтьюрина. — Его левая рука сжалась вокруг ствола пистолета, он прикинул силу удара, необходимого чтобы вырубить такого крепко сложенного человека. — У доктора неприятности, — добавил он, вспомнив записку Стивена.

Индеец открыл дверь.

— Если ему нужна моя помощь, — не меняясь в лице, сказал он, — то я к его услугам. Освобожусь через полчаса, при необходимости — быстрее.

Джек пожал ему руку, и они вышли в туман, такой же густой, как и утром.

— Представляешь, эти проклятые французские шавки набросились на Стивена этим утром. Хотели убить его, если повезет. Это как напасть на судно в нейтральном порту. Господи, покрой их язвами…