Военная фортуна - [67]

— Я чрезвычайно рад встретить доктора Мэтьюрина, — сказал он. — Миссис Уоган и мистер Хирепат часто говорили о вашей доброте во время их путешествия, и, полагаю, вы с детства знакомы с моей подругой миссис Вильерс. Более того, сэр, именно вам мы признательны за великолепную монографию об олушах.

Стивен ответил, что мистер Джонсон слишком любезен и снисходителен. По правде говоря, что касается олушей, то ему просто повезло больше, чем остальным — заслуга, если это вообще заслуга, больше обстоятельств, чем его самого. Волею случая он робинзонствовал на тропическом острове во время пика периода размножения олушей, и ему поневоле пришлось свести тесное знакомство с большинством их разновидностей.

— С олушами у нас туго, увы, — сказал Джонсон. — Большая удача, что когда я был на островах Драй-Тортугас, мне удалось раздобыть одну из рода синеголовых, но я никогда не видел экземпляров с белым брюшком и тем более ваших красноногих или пятнистых перуанских.

— Ну, с другой стороны, у вас есть водорезы и необычайно любопытная змеешейка, — заметил Мэтьюрин.

Они еще немного поговорили о птицах Америки, Антарктики и Ост-Индии и Стивену стало понятно, что, несмотря на скромные отпирательства, Джонсон хорошо осведомлен: он мог не быть исследователем с научной точки зрения — мало или ничего не знал из анатомии, — но, несомненно, любил птиц. Американец говорил почти в такой же тягучей и мягкой манере, как и миссис Уоган, скорее как негр, но это не помешало выражению энтузиазма, когда речь зашла о больших альбатросах, которых Джонсон видел на пути в Индию. Миссис Уоган послушала их немного, а затем погрузилась в добродушное молчание, глядя в окно на людей, проходящих мимо, нечетких в клубящемся тумане. В конце концов, она вышла на балкон.

— Когда я узнал о возможности встретиться с вами, — сказал Джонсон, принеся портфель рядом со своим столом. — То положил вот это в свой багаж.

Это были чрезвычайно точные и искусные рисунки американских птиц, среди которых имелась и змеешейка.

— А вот и та самая курочка, о которой вы говорили, — сказал Джонсон, когда они дошли до нее. Позвольте мне просить вас принять это в подарок в качестве небольшого признания за то удовольствие, которое доставила мне ваша монография.

Стивен вежливо, но настойчиво отказывался, Джонсон убеждал в незначительной коммерческой ценности рисунков: стыдно даже сказать, как мало он заплатил художнику. Но американец был слишком воспитан, чтобы чрезмерно настаивать, и они перешли к обсуждению самого живописца.

— Это молодой француз, я встретил его на реке Огайо. Креол, очень талантлив, но невыносим в общении. Мне следовало заказать намного больше, но к несчастью, мы расстались. Он был незаконнорожденным, а они, как вы без сомнения заметили, часто более чувствительны, чем обычные люди, неосторожно оброненное слово раздражает их, а иногда они ведут себя воистину вызывающе.

Стивен и сам был незаконнорожденным, и при этих словах ощетинился. Замечание его задело, но все же не мог не признать его справедливости и, что было намного важнее, человек настолько вежливый, как Джонсон, никогда не коснулся бы темы, если знал о родословной собеседника. Ясно, что Диана была сдержанна, очень сдержанна, поскольку незаконное рождение, развод или несчастия друзей так часто являются темой обсуждения. Это самое первое, что приносится в жертву ради искренности близких отношений.

Вошел слуга и что-то тихо сказал Джонсону.

— Вы извините меня, доктор Мэтьюрин, если я выйду на две минуты? — сказал он. — Только две минуты, пока я не избавлюсь от этих людей?

— Ради Бога, — сказал Стивен. — А я тем временем, полагаю, могу засвидетельствовать свое почтение миссис Вильерс. Как я понимаю, она располагается в этой же гостинице?

— О да, так и сделайте, она будет очень рада. Ее дверь — в конце, красная, — сказал Джонсон, стоя на пороге. — Прямо вниз по коридору. Найдете? Как видите, мой дорогой, с вами я не придерживаюсь никаких церемоний, и присоединюсь, как только отошлю своих визитеров.

Вниз по коридору, последние шаги медленнее, пауза перед красной дверью. Стивен постучал, услышал голос и вошел. Он подсознательно надел подобающую случаю маску скромного старого знакомого и был удивлен, какие ему потребовались усилия, чтобы ее сохранить, когда увидел перед собой не Диану, а темнокожую женщину весом стоунов в двадцать.

— Могу я видеть миссис Вильерс? — спросил он.

— Как мне вас представить, сэр? — спросила негритянка, улыбаясь ему с осознанием превосходства своего роста и телосложения.

— Стивен! — воскликнула Диана, вбегая. — О, как я рада наконец-то тебя увидеть!

Та же походка, тот же голос, и он почувствовал, что сердце ёкнуло как и прежде. Стивен поцеловал ее теплую сухую руку и ощутил ответное пожатие. Она приказала негритянке поспешить вниз и принести кофейник лучшего кофе, который только могла сделать мадам Франшон.

— И немного сливок, Полли.

Пелена слез, застилавшая ему глаза, прошла, он восстановил самообладание и сказал:

— Какое могучее создание.

— Да, да, — сказала Диана в своего рода мимолетной задумчивости, держа его руки в своих и глядя ему прямо в глаза. — У Джонсона дюжины таких же — он отбирает домашних рабов по габаритам. Стивен, наконец-то ты пришел! Я так боялась, что ты не придешь, ждала все утро — всем отказала. Она прижалась к нему теснее и поцеловала. — Ты разве не получал моего послания? Стивен, сядь: ты выглядишь довольно бледным. Как ты и как бедный Обри? Кофе вот-вот принесут.