Военная доктрина или мнимо-военное доктринерство - [15]

Революционность есть состояние духа, а не готовый ответ на все вопросы. Она может дать подъем, обеспечить порыв. Подъем и порыв — драгоценнейшее условие успеха, но не единственное. Нужна ориентировка, нужна выучка. А доктринерские шоры долой!

14. Ближайшие задачи

Но неужели же в сложном переплете международных отношений не выделяются более ясные и отчетливые элементы, по которым мы должны были бы равняться в нашей военной работе ближайших месяцев?

Такие элементы есть, и они слишком громко говорят за себя, чтобы их можно было почитать секретными. На западе это — Польша и Румыния, а за их спинной — Франция. На Дальнем Востоке это — Япония. Вокруг да около Кавказа — Англия. Остановимся здесь только на вопросе о Польше, как наиболее ярком и вразумительном.

Французский министр-президент Бриан заявил в Вашингтоне, будто мы готовим к весне наступление на Польшу. У нас не только каждый командир и красноармеец, но каждый рабочий и крестьянин знает, что это чистейший вздор. Знает это, конечно, и сам Бриан. Мы до сих пор так дорого платили большим и малым бандитам за то, чтобы они хоть временно вставили нас в покое, что только для прикрытия дьявольского замысла против нас можно говорить о ≪плане≫ нашего наступления на Польшу. Какова же наша действительная ориентировка в отношении Польши?

Мы твердо, настойчиво, не на словах, а на деле, — и прежде всего, строжайшим выполнением рижского договора — доказываем польским народным массам, что мы хотим мира и тем самым содействуем его сохранению.

Если, тем не менее, польская военная клика, подталкиваемая французской биржевой кликой, обрушится на нас весной, война с нашей стороны будет иметь и по существу и в народном сознании действительно оборонительный характер. Именно это ясное и отчетливое сознание нашей правоты в навязанной нам войне придаст высшую спайку всем элементам армии: н передовому пролетарию-коммунисту, и беспартийному, но преданному Красной Армии специалисту, и отсталому красноармейцу-крестьянину, и тем лучше всего подготовит нашу армию к инициативному и самоотверженному наступлению в этой оборонительной войне. Кому эта наша политика кажется неопределенной, условной, кому неясно, ≪какую и для каких задач армию мы готовим≫, кто думает, что ≪нельзя одновременно воспитывать и в духе обороны, и в духе наступления≫, тот ничего не понимает, тому лучше молчать и не мешать другим...

Но если в мировой обстановке мы наблюдаем столь, сложные сочетания факторов, то как же нам все-таки практически ориентироваться в военном строительстве? Какой численности иметь армию? В каких соединениях? С какой дислокацией?

Все эти вопросы не допускают какого-либо абсолютного решения. Речь может идти только об эмпирических приближениях и о своевременных к ним поправках в зависимости от перемены обстановки. Только безнадежные доктринеры думают, что ответы на вопросы мобилизации, формирования, обучения, воспитания, стратегии и тактики можно получить дедуктивным, формально-логическим путем из предпосылок священной ≪военной доктрины≫. Не магических, все спасающих военных, формул не хватает нам, а более тщательной, внимательной, точной, бдительной, добросовестной работы на тех основах, которые нами уже прочно заложены. Наши уставы, наши программы, наши штаты не совершенны. Это бесспорно. Прорех, неправильностей, устарелого, незаконченного — сколько угодно. Это нужно исправлять, улучшать, уточнять. Но как и под каким углом зрения?

Нам говорят, что в основу пересмотра и исправлений нужно положить доктрину наступательной войны. ≪Эта формула означает — пишет Соломин — самый решающий (!) поворот (в строительстве Красной Армии); приходится пересмотреть все (!) сложившиеся у нас взгляды, произвести полную (!) переоценку ценностей с точки зрения перехода от чисто-оборонительной стратегии к наступательной. Воспитание командного состава, подготовка одиночного бойца... вооружение — все это (!) должно впредь проходить под знаком наступления≫... (стр. 22).

≪Только при наличии такого единого плана — пишет он же — начавшаяся реорганизация Красной Армии выйдет из состояния бесформенности, разброда, несогласованности, шатания и отсутствия ясно сознанной цели≫. Выражения у Солонина, как видим, строго наступательные, но утверждения — вздорные. Бесформенность, шатание и разброд — в его собственной голове. Объективно в нашем строительстве есть трудности и есть практические ошибки. Но ни разброда, ни шатания, ни несогласованности нет. И армия не позволит Соломиным выписывать свои организационные и стратегические мыслете и тем вносить шатание и разброд.

Уставы и программы нужно пересмотреть не под углом доктринерской формулы чистого наступления, а с точки зрения проделанного четырехлетнего опыта. Нужно читать, обсуждать и проверять уставы на совещаниях командного состава. Нужно, чтобы живое еще воспоминание о боевых действиях, больших и малых, было сопоставлено с формулой устава и чтобы каждый командир сознательно сказал себе, отвечают ли слова делу или нет, и если расходятся, то — в чем. Собрать этот упорядоченный опыт, подъитожить его, оценить его в центре стратегическим, тактическим, организационным, политическим критерием более высокого опыта; разгрузить уставы и программы от устарелого, излишнего, приблизить их к армии в заставить армию почувствовать, насколько они нужны ей и в какой мере они могут заменить ей самодельщину — вот действительно большая и насущная задача!