Водяные знаки - [3]

На нём кривит серебряные блёстки…

Дождь, обернув мой двор в свою полу,

Бросает скупо книзу влаги горстки,

Тотчас закончив свой нетвёрдый крап,

Как только вечер, потемневший ликом,

Его настиг. Дождь выдохся, ослаб,

И солнце предзакатным нежным бликом

Вдруг высветило зелени кайму

Над черепичной красной мокрой крышей,

И светотень ажурную канву

Явила взору, где искусно вышит,

Дождём омытый, абрис вечных гор

И цепь огней в таинственном предгорье,

И на моём окне рисунок штор,

Изломанный дыханьем ветра с моря.

Уплыли рыбы в тучах… Верховей

Унёс их запах, острый, как касанье

Хребтов колючих радужных сельдей

И чешуи серебряной мерцанье.

«Не распознаю сослепу рубля…»

Не распознаю сослепу рубля,

Но лист любой на ощупь распознаю…

Уже за Янтрой вспаханы поля,

А лозы солнцем кисти наливают.

Из летних таинств не разгадан лишь

Округлый короб с мякотью ореха.

Он падает, скорлупкой бьётся в тишь,

Но этот звук для уха не помеха.

Его тугого тела не разъять,

Он бесконечно крепок для ладони.

Молочно-спел иль горек, — не узнать,

Пока сентябрь на землю не уронит.

И запах йода, и смолистый вкус,

И множество извилин мозговитых, —

Мой с детства не приевшийся искус

Открыть орех в стараньях позабытых.

Его я покупала, лучших яств

Попутчика, уже разбитым где-то,

Теперь он ждёт, когда рука раздаст

Моя его на две частицы света.

Он ждёт давно, огромен, одинок,

Стеля листву по черепичной кровле,

И серый ствол услужливый вьюнок

Обвил, струясь цветочной алой кровью…

«Я стала блюсти сиесту, —…»

Я стала блюсти сиесту, —

Здесь солнце палит нещадно.

Найду попрохладней место,

Залягу с винцом — и ладно.

А бархатный персик — влажен,

А синяя слива — гладка,

А день непомерно важен,

В жару расплываясь сладко.

Звучит над селеньем песня,

Болгарский напев порожист,

А я ем лохматый персик,

В него погружая ножик.

Окну орхидеи снятся,

В стекле отражая стрелы…

Да, мне уж давно не двадцать,

А впрочем, кому есть дело?

Мне нравится леность тела,

Забывшего торопливость,

Я в зеркало поглядела,

Его не взыскуя милость.

Живу, ожидая чуда —

Восхода или заката…

Я здесь обрелась оттуда,

Где правды ждала когда-то.

«Сломать воспоминанья об колено…»

Сломать воспоминанья об колено,

Как хлам ненужный, выбросить в навоз,

Сдуть наносное, словно с пива пену,

Начать сначала. Можно — не всерьёз.

Зачем бежать, стерню ногами чуя,

А сердцем пересиливая боль?

Ведь есть же на земле такое чудо,

Которое зовётся просто — «соль».

Соль солона, но не из слёз родится,

И не от бед пластуется она,

А смысла наполнением гордиться

Ей по ранжиру, тем и я сильна,

Хоть не вписалась в жизни повороты.

Но не люблю бессмысленную «круть»,

Когда она безглазо мчит кого-то

И не даёт на миг передохнуть.

На поле лжи лежат мои сомненья,

Они за расстояньем скрыли рты,

Что прокляли моё освобожденье

От недостойной этой маяты.

Здесь даже сны нахлынули другие, —

Они наивней, чище и светлей.

И снятся мне не копи соляные,

А разговоры звёзд-поводырей…

«У ветерка рубаха нараспашку…»

У ветерка рубаха нараспашку,

Ему косая сажень с косогор

Дала полынной веточкой отмашку,

А он и побежал во весь опор.

В чешму3 насыпал сливы по дороге,

И по проулкам разогнал собак,

Цыганские подталкивая дроги,

Их выкатил на Вырбицкий большак.

Пошёл плясать по мосту, пыль вздымая,

Да спрыгнул в реку и пропал из глаз….

И лишь большая рыба золотая,

Хвостом плеснув, его поймала враз.

Она вздохнула, плавники топорща, —

Ловить здесь воздух, видно, не впервой,

К тому же, ветер был весьма солощий, —

Приличный ужин рыбе золотой…

Она стояла в водорослях, ластясь

К потоку солнца, словно сытый кот,

И блёсткой головой сусальной масти

Чесала камни, разевая рот…

«Какие тени нам на стенах…»

Какие тени нам на стенах

Рисует полная луна!

Орех зелёной вздыблен пеной,

Остатки давешнего сна

На нём качаются, спадает

В прохладу сумерек простор,

И в небо абрис улетает

Закатом высвеченных гор.

Бежит цыганская лошадка, —

Копыт ритмичен метроном,

Поёт пичуга тонко, сладко,

И залит дворик серебром.

Он светляков на дне качает,

Как проблесковые огни,

И шоколадом вечер тает,

И в целом мире мы — одни.

«Устами роз глаголет тишина…»

Устами роз глаголет тишина

О невозвратном времени бутонов.

Судьба моя теперь предрешена

По правилам совсем иных законов.

Как будто я отрезала пирог,

Огромный пласт, испорченный гниеньем,

И чист мой разум, и высок порог

Пред новым, неопознанным рожденьем.

Как будто детство постучалось вновь

На улочку, укрытую разлукой

От глаз, забывших вечную любовь,

Задавленную бесконечной мукой.

Из сада слов я вырву сорняки,

И горный воздух мне наполнит душу,

Чуть было не ослепшую с тоски,

Разученную понимать и слушать.

Благоуханна, словно фимиам,

Ложится тишина, венчая веси,

И жмутся разноцветные к горам

Скоплений терракотовых навесы.

Драконы гор мой стерегут покой,

Закольцевав хвосты под облаками,

И просто нет возможности такой —

Разжалобить тоскою белый камень.

Здесь бьют ключи благословенных вод,

Их разговор студён и равнодушен.

И жизнь моя размеренно течёт,

И ритм её дыханию послушен.

«Здесь шум дождя такой же, как везде…»

Здесь шум дождя такой же, как везде,

Когда он пляской распаляет бубен,

Стуча босою пяткой по воде

Среди обычных неприметных буден.

По крыше скачет мойщик черепиц,

Журча, стекает в реку с косогора,

Пугает громом гордых белых птиц