Воды дивных островов - [7]

Молвила Заряночка:"Для меня это куда как непросто; не с чем мне сравнить тебя, ибо, ежели не считать твоего появления, никого-то я не видела, кроме госпожи моей, той, что живет в Доме у Воды". "Ладно же, отозвалась незнакомка, - тогда я начну, и первая расскажу тебе, какова ты, и наставлю, как вести речь касательно меня. Но ответь, доводилось ли тебе когда-либо видеть себя в зеркале?" "Что это за вещь?" - переспросила Заряночка. "То полированный кружок из стали либо другого светлого металла, - пояснила лесная дева, - что воспроизводит правдиво облик стоящего перед ним".

Отвечала Заряночка, закрасневшись при этих словах:"Есть у нас в доме широкое латунное блюдо, и, помимо прочих дел, возложена на меня обязанность полировать его и начищать; однако не удается мне начистить блюдо так, чтобы сумела я разглядеть себя в нем толком; и все же..." "Что такое?" переспросила лесная дева. Отозвалась Заряночка:"Я скажу тебе, как только сыграешь ты свою роль до конца".

Рассмеялась незнакомка и молвила:"Хорошо же; теперь я стану твоим зеркалом. Вот какова ты: стоишь ты передо мною статной и стройною девушкой, немного хрупкой, как подобает твоим семнадцати зимам; там, где тело твое открыто солнцу, как, скажем, шея, и руки, и ноги ниже колен, - там позлащено оно загаром оттенка самого приятственного, в прочих же местах кожа твоя так нежна и чиста, так ласкает взгляд белизною, словно играет на ней лучистый солнечный блик, исполняющий обещания земли. Руки твои и плечи округлятся и похорошеют еще больше, едва минует еще лет пять, однако милее чем сейчас едва ли станут, столь крепки они и безупречны, как есть. Грудь твоя невысока, как и пристало девушке столь юной, однако достаточно полна; и никогда не станет прекраснее, нежели сейчас. Изящна посадка твоей головы, что венчает высокую, замечательной формы шею, позлащенную солнцем, как уже сказала я ранее. Волосы твои каштановые, однако скорее отливают золотом, нежели темны; и ага! теперь, когда ты их распустила, спадают мягкой волною по обе стороны высокого чистого лба и до плеч, и не кончаются у пояса, однако не скрывают твоих колен, и статных стройных ног, и крепких, четко очерченных ступней и лодыжек, что столь же отражают душу твою и сердце, и столь же послушны и проворны, как запястья твои и ладони, и во всем им под стать. Перейдем же к лицу твоему: ниже чистого лба находится соразмерный нос, не велик и не мал он, с изящно вырезанными ноздрями; глаза твои серы, словно у ястреба, но добры и серьезны, ничего в них нет свирепого либо обманного. Ага! - вот теперь, когда ты опускаешь взгляд, лицо твое столь же прекрасно, как и с открытыми глазами, столь гладки и нежны эти веки, опушенные длинными, густыми ресницами. Распахнуты широко посаженные глаза твои, и никто не скажет, будто не можешь ты посмотреть людям в лицо. Щеки твои в один прекрасный день станут тенетами для неосторожного; однако не так округлы они, как предпочли бы многие, но не я, ибо трогательны они несказанно. Изящно выточена та маленькая впадинка, что пролегла от носа до губ, и мила на диво, и больше силы заключено в ней, нежели в ласковом слове. Губы твои самой правильной формы, однако скорее тонки, нежели полны; не всем это понравилось бы, но мне по душе, ибо вижу я в том свидетельство твоей отваги и дружелюбия. Воистину тот, кто изваял точеный твой подбородок, замыслил создать шедевр, никак не менее, и преуспел в задуманном. Велико искусство задумавшего тебя; знать, желал он, чтобы всяк, кто поглядит на тебя, дивился глубине твоих мыслей, разумности твоей и доброте. О девушка! - верно ведь, что помыслы твои неизменно глубоки и серьезны? Однако мне по крайней мере известно, что чисты они, и искренни, и прекрасны.

Друг мой, когда появится у тебя зеркало, кое-что из этого ты и сама увидишь, однако не все; а когда появится у тебя возлюбленный, многое ты услышишь, однако опять-таки не все. Но вот подруга твоя сумеет поведать тебе всю правду, ежели, конечно, будут у нее глаза, как у меня; однако же ни один мужчина не успеет рассказать тебе всего этого, как охватит его любовь, и обратит его речи в сумасбродство любви и безумие желания. Итак, я свою роль сыграла, и поведала тебе, какова ты; теперь твоя очередь рассказывать про меня".

Некоторое время Заряночка стояла молча, раскрасневшаяся и смущенная, то и дело окидывая застенчивым взглядом свою фигуру там, где удавалось ей себя рассмотреть. Но вот, наконец заговорила она:"Чудная подруга, я бы исполнила твою волю, однако же неискусна я в речах, ибо поговорить доводится мне нечасто, разве что с птицей да с диким зверем, а они не могут научить меня человеческому языку. Однако скажу я вот что: странно мне слышать, как зовешь ты меня прекрасной да милой, ибо госпожа никогда мне ничего подобного не говорит, да и вообще никак не отзывается о моем облике, разве что в гневе, а тогда это:"Дрянь!" - и "Мешок с костями!" - и "Когда же проявится в тебе женщина, тощий ты эльф?" Незнакомка рассмеялась по-доброму этим словам, и протянула руку, и погладила девушку по щеке. Заряночка поглядела на нее весьма жалобно и молвила:"Но теперь должна я принять твои слова на веру, ибо ты так добра ко мне, и при этом сама столь прекрасна. Послушай: ведь сердце мое преисполнилось радости при мысли, что и я хороша собою, и, стало быть, похожа на тебя. Ибо вот еще что скажу я тебе: ничего не встречала я ни в лесу, ни в поле, что красотою могло бы сравниться с тобою, на мой неискушенный взгляд; ни фритиллярии близ устья нашего ручья, ни ивовые ветви, что овевают Зеленый Остров, ни дикая кошка, что резвится на поляне, не замечая меня; ни белая лань, что поднимается из травяных зарослей поглядеть на своего олененка; ничего из того, что растет и движется. Однако вот еще что должна я сказать тебе, а именно: все, что сказала ты мне о моем обличии, - все то же самое, ежели не считать чудных твоих слов, от которых на глаза у меня наворачиваются слезы, - все это повторила бы я о тебе. Погляди-ка! вот я беру прядь твоих волос и прикладываю ее к своим, и невозможно отличить, какие - чьи; мягкая волна локонов прильнула к чистому твоему лбу, как сказала ты о моем; серые, словно у ястреба, глаза твои широко посажены, и заключена в них глубокая задумчивость и бесконечная нежность, как молвишь ты про меня; соразмерен точеный нос твой; и щеки твои чуть впалые, а прелестные губы немного тонки, а округлый твой подбородок столь безупречно изваян, что лучше и не сделаешь. А о теле твоем скажу я то же, что и ты о моем, хотя сдается мне, этим рукам довелось потрудиться больше, нежели твоим. Но погляди-ка! - вот стоят рядом твоя нога и моя; и рука твоя словно бы часть моего тела. Стройна ты и хрупка, и едва ли не худощава; думается мне, госпожа и тебя обозвала бы мешком с костями. Кто ты? Уж не родная ли моя сестра? Уж как бы мне того хотелось!"