Водоворот - [4]

Любашин сидел на своем любимом месте — возле камина и хмуро смотрел на огонь. Он снова и снова обдумывал складывающуюся ситуацию. И все так же не представлял, что ему делать. Зато ясно понимал, что в самом скором времени может многого лишиться. В том числе, и этого не слишком большого, но очень уютного домика. Если театр закроется, то даже с его приличной пенсией, он, Любашин, не сможет содержать свою загородную недвижимость. Придется отказаться от нее, а он уже не представляет свою жизнь без этого владения. Да и от много другого тоже, например, от летнего отдыха на дорогих заграничных курортах. Какие уж тут к черту поездки за рубеж, в соседнюю область будет отправиться проблематично. Его ожидает скучная, печальная жизнь пенсионера, главная задача которого обеспечить себе элементарное проживание. А ему, несмотря на солидный возраст, еще так многое хочется. Пока он директор, пока театр работает, он может себе все это позволить. Но если они перейдут на самоокупаемость, всему придет конец. При условии если он не найдет решения.

В комнату вошла жена и удивленно посмотрела на мужа.

— Коля, почему не ложишься? Уже поздно, тебе же завтра на работу.

Любашин посмотрел на жену. Когда-то она была подающей надежды актрисой. Но он уговорил ее бросить карьеру и посвятить себя семье — ему и двум родившимся детям. За это он ей обещал разнообразную, комфортную и сытую жизнь. И свое слово сдержал. Но сейчас наступает такой момент, когда вся эта конструкция может обрушиться.

— Садись, Наденька, я хочу с тобой посоветоваться, — сказал Любашин.

Жена удивленно посмотрела на него, советовался он с ней редко, если дело не касалось их семейной жизни.

— Что-то случилось с кем-то из детей? — с тревогой спросила она.

— Успокойся, с детьми все в порядке. Я о другом. — Любашин, обходя некоторые подробности, описал ей ситуацию.

— Неужели театр закроют? — в голосе жены прозвучал неподдельный испуг.

Любашин невольно почувствовал раздражение.

— Мы с Яшей думаем, как этого не допустить.

— И что же он тебе советует? — Теперь в голосе жены прозвучало ирония.

Любашин знал, что Надя не слишком жалует его финансового директора, считает его сомнительным типом, а потому старался, чтобы с его женой Блюмкин пересекался как можно реже.

— Советует сменить главного режиссера. Он полагает, что с Тимощуком театр не спасти.

— В этом вопросе я с ним полностью согласна. Давно советовала заменить его. Но ты меня не слушал.

Любашин вздохнул, это было действительно так, жена неоднократно говорила ему, что Тимощук не тянет на главрежа. Но на тот момент его это не слишком беспокоило, поступление денег от города от качества спектаклей не зависело.

— Ты права, — согласился он, — но представляешь, какая буча поднимется, если я лишу Егора этой должности. Дивеева подымет грандиозный скандал.

— А что делать, Коленька.

— Делать нечего, — грустно согласился Любашин. — Вопрос другой, кем его заменить. — Он сделал паузу. — Знаешь, кого предлагает Яша?

— Кого?

— Юхнова. Что ты о нем думаешь?

Любашин знал, что в отличие от него, жена пристально следит за жизнью театрального мира. Он ждал ее ответа, она же не спешила с ним.

— И снова я согласна с Блюмкиным, это лучшая кандидатура. Только сомневаюсь, что Юхнов согласится.

— Почему ты считаешь, что лучшая?

— Я смотрела некоторые его постановки. Это сильно и необычно. Твой Тимощук и близко к нему не стоит. — На этот раз в голосе жены прозвучало презрение.

— У Юхнова не самая лучшая репутация, — возразил Любашин.

— Тебе для выживания театра нужны сильные спектакли или хорошая репутация главного режиссера? А он очень необычно мыслит, я всякий раз выходила с его постановок потрясенной. Напрасно ты не ходишь по театрам, — упрекнула жена.

— Мне своего хватает, — буркнул Любашин. — Значит, советуешь Юхнова. — Любашин почувствовал, что не слишком доволен выбором жены. Но то, что у двух таких разных людей, как его супруга и его финансовый директор, совпали кандидатуры, наводит на определенные размышления.

Сцена пятая

Юхнов вышел из театра, отошел от входа на почтительное расстояние, остановился и стал смотреть на здание. Им владело странное чувство, смесь облечения и сожаления. С одной стороны грустно от того, что его надежды в очередной раз не оправдались. Почти за три года работы удалось поставить всего два спектакля. Что и говорить, очень мало за такой немаленький срок.

С другой стороны можно радоваться тому, что все это, наконец, завершилось. В последнее время ему просто не давали работать, откровенно третировали, намекали, а то и прямым текстом говорили, что пора увольняться — больше ничего сделать тут все равно не позволят. И дожали, он подал заявление, которое подписали в тот же день. И вот в очередной раз он без работы.

Сегодня был последний его визит в театр — забрать документы и вещи, Впрочем, последних оказалось совсем немного, для них хватило обычного стандартного пакета. Даже проститься оказалось не с кем; он знал, что многие из труппы ему симпатизируют, но высказывать свои чувства откровенно, опасаются. Поэтому он не стал ни с кем прощаться, просто спокойно прошествовал к выходу. И вот теперь его больше ничего не связывает с этим храмом искусства.