Водораздел - [191]

Поавила лишь безнадежно махнул рукой.

— Умер он, — решил Хуотари.

— Неужто леший его забрал? — сказал Поавила, думая все о коне.

Так и не нашли старого Петри, хотя ходили его искать еще и в воскресенье, опять всей деревней.

А лошадь Поавилы нашлась. Кто-то рассказывал, что видел ее в Вуоккиниеми.

Пулька-Поавила пошел за конем, но вернулся в тот же день вечером и без коня. Доариэ не стала ничего расспрашивать, она и так видела, что они опять остались без лошади.

— Короткой была эта история, как песня рябчика, — промолвил Поавила и устало бросил шапку на скамью.

Оказалось, что лошадь принадлежала вуоккиниемскому богатею Онтсу Рийко. Пасясь в лесу, она вспомнила дорогу к старому дому и вернулась к своему хозяину.

— Еще и конокрадом обозвал, — ворчал Поавила. — И пуникки.

Прошлой осенью никто бы не осмелился так обозвать отрядовца. А теперь осмеливаются. «Видно там, на погосте, дуют уже другие ветры», — думал Пулька-Поавила, и это тревожило его, пожалуй, больше, чем потеря лошади.

Звук незнакомых шагов в сенях прервал его раздумья. В избу вошел молодой парень из отряда с черным чемоданом, следом за ним — высокий человек в гражданской одежде.

— Здравствуйте, — поздоровался гость по-русски.

— Здорово, — ответил Поавила.

— Он русский, — объяснил парень.

— Да и так видно, — сказал Поавила.

— Говорят, генерал.

— Генерал?! — удивился Поавила и уголком глаза взглянул на усталого гостя. «Наверное, генерал. Похож, но почему же он в гражданском? И чего ему надо здесь, в их глухой деревне?»

Генерал сказал что-то своему проводнику.

— Спрашивает, есть ли посты на границе, — перевел тот.

— Какие там, к черту, посты, — ответил Поавила. — Кому есть досуг во время сенокоса ходить в караул? И толку что? Все равно летом следов не видно.

— Он идет в Финляндию, — сказал переводчик. — Спрашивает, можно ли переночевать у вас?

Поавила заколебался.

— У нас клопов много. Ведь они ему спать не дадут.

Переводчик перевел ответ Поавилы. Генерал усмехнулся.

— Да ведь у Хилиппы господа всегда на ночлег останавливаются, — вмешалась Доариэ. — У них и горница есть…

Незнакомец извинился и отправился к Хилиппе.

Поавила лег спать, но генерал все не выходил из головы.

«Наверное, какой-то большой начальник, даже человека нанял нести чемодан. В Финляндию едет. К чему бы все это?» — размышлял он.

Перед тем как отправиться в путь, генерал-майор Марушевский встретился с Пронсоном.

Хотя дела на фронте пока шли успешно и передовые части белых были всего в шестидесяти километрах от Петрозаводска, полковник Пронсон нервничал: тревогу вызывало положение в самой Кеми, где ему все труднее становилось сохранять контроль над событиями. Сначала пришло известие о мятеже французских моряков в Одессе. Французы отказались отправиться на фронт. Итальянцы последовали их примеру. Их тоже пришлось отправить на родину. Из оккупационных войск оставались только британские части, но на них тоже нельзя было полагаться. Среди солдат распространялись листовки, в которых их призывали:

«Британские солдаты! Рабочие на вашей родине требуют вашего возвращения домой. Почему вы не возвращаетесь домой? Ни у кого нет права задерживать вас. Требуйте немедленной отправки домой».

Рабочие Англии потребовали, чтобы их сыновья и братья были возвращены из России на родину. В Лондонском Гайд-парке появилась новая трибуна, с которой почти каждый день повторялось требование: «Руки прочь от Советской России!» Профсоюз транспортников угрожал объявить забастовку, если солдаты не будут немедленно возвращены домой. Норвежские докеры отказались грузить углем английское судно, направлявшееся с военным снаряжением в Мурманск.

Под влиянием всех этих событий британские солдаты в Кеми решили обратиться с письмом к парламенту своей страны. Они спрашивали, почему они все еще находятся на чужой земле? Так как на их обращение не последовало быстрого ответа, они тоже отказались отправиться на фронт. Это-то и тревожило больше всего полковника Пронсона. Что с ними делать? По законам военного времени подстрекателей надо расстрелять, но…

Пронсон наполнил рюмки вином и сказал Марушевскому:

— Боюсь, что вы вернетесь ни с чем, так же как пришлось вернуться Годсону.

Хотя Англия все еще не признавала независимости Финляндии, она уже стремилась к контактам с ней и старалась наладить сотрудничество. С этой целью капитан Годсон был направлен в Спасскую Губу для встречи с представителями Олонецкой экспедиции Герцена. Речь шла о Петрозаводске — кому он достанется, когда его займут. Белофинны были уже на самых подступах к Петрозаводску, но Годсон потребовал, чтобы они не занимали город, а уступили войскам Миллера. Белофинны не согласились на это, и переговоры зашли в тупик. Об этом и говорил полковник Пронсон.

— Давайте поднимем тост за то, чтобы ваша миссия удалась, — сказал он, подняв бокал.

— Никто не умеет устраиваться на фронте с такими удобствами, как вы, англичане, — сказал Марушевский, осушив бокал до дна. — В Мурманске я обедал с офицерами штаба генерала Мейнарда. Обед был прекрасен, вино отменное. Прислуга в белоснежных фраках.

— И все-таки Ленин прав, когда он говорит, что самой большой слабостью империалистов являются их внутренние противоречия, — сказал Пронсон, не обращая внимания на лесть Марушевского. — И он умеет пользоваться этой слабостью.