Водоем. Часть 1. Погасшая звезда - [21]

— Конечно, конечно. Сидите хоть все десять.

— Скажите, а я долго был без сознания? — вымолвил он после некоторой паузы, во время которой старался совладать с накатывающим волнением.

— Полагаю, что не больше четверти часа. Скажите «спасибо» вашему полковнику, который вас вовремя подхватил, а то бы ударились головой о каменный пол, тогда бы уж точно лежали не минуты, а часы, — снова начиная улыбаться, разговорилась медсестра.

Она сидела прямо на траве, на левом бедре, кокетливо подогнув под себя ноги, стыдливо пряча голени и щиколотки, но невольно выставляя на показ колени. Её левая рука опиралась о землю так, что его ноги оказались как раз между рукой девушки и её бедрами, а правой рукой она то и дело поправляла подол халата, тщетно стараясь свести к минимуму площадь оголенных ног, видимых собеседнику. Благодаря такой позе, скрывавшей большую часть достоинств фигуры, Сергей не смог еще понять, насколько же хорошо обустроила природа тело девушки. Если бы он мог увидеть её, например, в купальнике или хотя бы в том наряде, в каком она пришла сегодня на работу — в короткой юбке и откровенной маечке, — то вряд ли бы он осмелился произнести те слова, что произнес далее. Не осмелился просто потому, что сразу понял бы, что эта девушка слишком хороша для него, обычного парня со среднестатистической внешностью.

Но сейчас, без косметики, с поджатыми ногами, склоненным вбок и изогнутым туловищем, запеленутым в белый халат, к тому же еще и застегнутый на все пуговицы, она показалась ему не то чтобы ровней, нет, а хоть и красивой, но все же какой-то своей, близкой, родной и простой, в общем, обычной девушкой, быть может, даже доступной, способной в перспективе стать если и не женой, то хотя бы сердечным другом. А потому вместо того, чтобы тихо-молча сказать себе, что эта птица не его полета, и побыстрее с ней распрощаться и о ней забыть, Сергей, удивляясь своей наглости и спокойно-уверенной интонации речи, спросил:

— А можно узнать, как вас зовут?

Не ожидая подвоха, девушка спокойно ответила:

— Светлана. А вас?

— Очень приятно. А меня Сергеем, — готовясь к решительному заявлению, тоже довольно мирно отвечал «больной».

— Мне тоже приятно.

— Светлана, вы очень красивы… — глядя прямо в глаза собеседнице, продолжал свой «затяжной» пасьянс Костров.

— Спасибо, я знаю.

— Знаете… Выходите за меня… замуж! — наконец-то огорошил девушку, делая особый акцент на последнем слове, позабывший всю прежнюю робость молодой человек. — Только, пожалуйста, не говорите сразу «нет». Ведь вы меня совсем не знаете. Пусть я не красавец, но, поверьте, я буду хорошим мужем, окружу вас заботой, вниманием, лаской. В общем, дайте мне шанс, прошу вас. Поверьте, это не шутка, это серьезно!

Светлана почему-то и не сомневалась, что парень не шутит. Работая в госпитале, встречаясь ежедневно с десятками молодых солдат и офицеров, ей, конечно, не впервой приходилось слышать такие предложения, пожалуй, что намного чаще, чем мог себе представить наш герой, и хотя в большинстве из них присутствовала то безнадежная уверенность в отказе, то явно ощутимый налет провокационной игры, среди них были и вполне серьезные. Но сама она ни одно из них не принимала всерьез, а потому всегда весело отшучивалась, давая один ответ нелепее другого по одной и той же схеме: «Ну, конечно, сейчас сбегаю только за паспортом…» или «Да нет проблем, только вот поставлю тебе клизмочку, и поженимся».

Но сейчас ей шутить подобным образом не хотелось. Каким-то шестым чувством она понимала, что этот симпатичный молодой человек и в самом деле будет её любить, будет заботиться, станет хорошим мужем и примерным отцом и, будь она свободна, то скорей всего, даже почти наверняка, она дала ему шанс и позволила поухаживать за собой.

В эти секунды, пока она обдумывала ответ, Светлана поняла, что сердце её не обмануло, что она поступила вполне правильно, ослушавшись менее получаса назад своего начальника, и вместо того, чтобы пойти в процедурный кабинет, схоронилась за углом административного корпуса, чтобы дождаться выхода гостей и, все так же таясь, на почтительном расстоянии следовать за ними. А значит и все, что было потом — обморок, «вынос тела», её «случайное» появление, «реанимация», и, наконец, предложение замужества — все это было не случайно, все это было уже записано на скрижалях бытия, а потому сейчас, в эти секунды, ей надо принять единственное правильное решение, ей нельзя ошибиться, ибо, как говаривал её покойный отец, «судьба в одну и ту же дверь не стучится дважды».

Но что же ей сказать, точнее, как сказать ему правду — а утаивать информацию и уж тем более врать было не в её правилах (конечно, как и все цивилизованные люди, она регулярно лгала, но все это было вранье по мелочам, от которого она никакой ощутимой выгоды не получала, а потому и враньем не считала), — но сказать так, чтобы не оттолкнуть, не потерять, не причинить боль. Сказать просто, что она «другому отдана и любит своего мужа» — означало оттолкнуть и потерять навсегда этого человека. Но именно в этом и заключалась правда! Но её нельзя было подать так вот прямо, что называется в лоб! А солгать она не могла, нет, могла, конечно, но не хотела, чувствуя, что так будет еще хуже.