Водитель трамвая - [28]

Но в ту пору о которой я глаголю, двадцать третий ещё не был столь жестоко кастрирован, и ездил себе потихоньку, никому не мешая… простите, оговорился! — правильнее будет уточнить — кое-кому в кепке мешая. Однако разворотный круг лежал во всём своём великолепии. Мимо него наш учебный вагон и проследовал, искренне желая пропустить все линейные трамваи. Но в тот момент, ни одного вагона нам не встретилось. Повинуясь строгим окрикам Морозовой, Фролов осторожно проехал две стрелки — одну попутную, вторую встречную, и, повернув налево, направил вагон вверх — на Ваганьковский мост.

— Вот-вот, давай, — командовала она со своего капитанского мостика. — Вот здесь выжимай педаль до конца. Мы же в гору едем. Давай-давай… дави…

Трамвай шёл в гору легко и без натуги. На середине моста нам встретился вагон двадцать третьего маршрута. Когда мы поравнялись женщина, сидящая в кабине, сделала выразительный жест Морозовой: приложила указательный палец правой руки к запястью левой. Означенный жест вызвал явное неудовольствие нашей командирши.

— Что ей надо? — громко справилась Лисовенко также как прочие заприметившая данный жест и уловившая изменение происшедшее в настроении у Морозовой.

— Да показывает что опаздывает, — с досадой произнесла наставница. — А я что могу поделать? Не выезжать на линию что ли? Совсем обалдели!

— Она боиться что мы будем медленно ехать?

— Конечно! Думает — мы её затянем! Сейчас крутанётся… наверное ей на Шмитовский не надо… иначе бы ничего не показывала. Уехала бы себе…

— А разве ей не надо на Шмитовский? — переспросила Лисовенко.

— Видимо нет.

— А почему?

— Ну, может, простояли где-нибудь, и диспетчер «обрезал» до круга ваганьковского. Чтобы в расписание встала. Какая разница? Самое главное в другом: вот она сейчас развернётся и врубит форсаж. И будет у нас на хвосте висеть — фарить и звонить. Типа мы ей мешаем работать. Да и вообще, от нас сейчас все будут шарахаться как от прокажённых. И водители на машинах, и водители на трамваях.

— Почему? — спросил возмущённый толстогубый Ребров.

— А потому, — махнула рукой Морозова. — Машины нас бояться из-за нашей неумелой езды, и того что можно с нами столкнуться. А водители трамваев вообще терпеть не могут всяких каракатиц на линии. Они же идут по расписанию. Вы ещё не знаете что это такое. Но… скоро узнаете.

Собственно Морозова оказалась права. Уже у стадиона Юных пионеров двадцать третий настиг нас, и начал звонить.

— Ладно, — проговорила наша командующая, — давайте-ка от неё оторвёмся, а то она скандалить начнёт.

Дождавшись зелёного сигнала светофора, Морозова сама нажала на ходовую педаль и, проехав перекрёсток, мы понеслись по «ленинградке» со страшной, как мне тогда казалось, скоростью. В конце концов, мы оторвались от вагона, работающего на линии, но только за счёт того, что нам не нужно было брать на борт пассажиров. Вскоре, вместо Фролова в водительское кресло сел следующий «чих-пых», и в результате сообщество начинающих трамвайщиков вновь подверглось качке, тряске, толчкам в спину и прочим элементам сопутствующим неумелому обращению с педалями.

Дабы не слишком обременять рассказ ненужными подробностями сообщу следующее: каждый из нас пробовал себя в качестве водителя по очереди. Разумеется, ни у кого ничего не получалось. Стоило кому-нибудь сесть в водительское кресло, как тут же сыпались громкие сомнения со всех сторон в его способностях, и лишь сама Морозова оставалась оптимистична, непреклонна и уверена в наших силах. Каждого кто, вдоволь накатавшись, выходил из-за пульта встречали ободряющими шуточками, заметно редеющими по мере уменьшения «необъезженных». И вышло так, что я оказался последним. К тому моменту каждый на собственном опыте убедился: водить трамвай это не тараканов тапком плющить. Здесь дело по азартней. И потому, когда сел за штурвал я, это уже мало кого занимало. Общество поделилось на несколько групп численностью по два-три человека и оживлённо обсуждало свои свежие переживания. Слышались фразы типа: «Да я никак не мог понять, когда тормозить…», «Сидение неудобное — ужас…», «У меня нога устала, ты видела — сколько я её держала поднятой?..» и так далее в том же роде. К моменту, когда я впервые сел в водительское кресло, наш вагон успел побывать в Братцево в Тушино, съездить на конечную двадцать седьмого на Дмитровской, и вот теперь мы прибыли на круг двадцать восьмого маршрута расположенный на проспекте маршала Жукова.

— Теперь ты, — обратилась ко мне Морозова, входя в вагон после того как уладила свои мистические дела в диспетчерской. У неё в руках как всегда оказались замысловатые бумаги, которые она тут же положила рядом с собой, усаживаясь на своё капитанское место. — А то все уже накатались, а ты сидишь тихонечко, как будто тебя и нет.

— Да я просто никуда не спешу, — отозвался я, с лёгкой улыбкой, — я так думаю: накататься я тоже успею.

— Что верно, то верно! — согласилась со вздохом моя собеседница. — Вот уж что могу вам обещать, это что накатаетесь до отрыжки. Ещё и тошнить будет…

— Да ладно, — влез в разговор, подойдя ближе Николаев, — это же работа не хуже остальных!