Вода с сиропом - [27]

Я был абсолютно спокоен, будто, вернувшись минуту назад из будущего, я увидел себя там — на верхней ступеньке пьедестала. Энергии у меня было на десять тысяч таких забегов. Снаряд перед выстрелом, идеально синхронизованный механизм, идеально выверенный и сложенный набор мышц, энергии и воли. Это был я.

Мы встали на старт. Я не мог сдержать улыбку. Еще секунда, и я полечу! Как стрела, как мысль, брошенная в бесконечность.

Раздался выстрел! Стадион трескался по швам от напряжения. Боковым зрением я заметил, что Гарри задержался на старте. С абсолютно ясной головой, в эйфории на грани помешательства, я тремя могучими, но изящными шагами, взял старт.

Моя мысль была в сто крат быстрее, чем самое быстрое движение около меня, потому все это представление мне виделось как замедленная съемка.

С середины трассы я бежал уже один. Оле Олсен отстал и сопел нам в спины, как старый, отъездивший свое паровоз. Я стал медленно вскидывать руки над головой.

Мой старт был таким мощным, что его заряда хватило бы на то, чтоб, выбежав со стадиона, облететь, как Бэтмен, несколько раз вокруг Земли, задержаться поболтать у родителей, зайти с друзьями на стаканчик и успеть на свидание. Побродить с подружкой босым по росистой траве, внимая ее запах. А затем вернуться опять на дорожку и как будто с высоты наблюдать двухметровые скачки своих элегантных ног.

Чарли Браун сдался на середине трассы. Принцесса Диана встала в своей ложе и бросила мне розу.

Рев публики достиг предела и стал мелодичным. Я понял, что они поют мое имя. Я помахал рукой, и на солнце заблестели мои перстни. Особенно тот, самый большой, который я ношу на большом пальце правой руки и который журналисты прозвали, как и меня: «Магнум I». Медленно я наклонился так, что угол моего тела составлял с дорожкой около тридцати градусов. Вдруг в одну десятитысячную секунды все вокруг взорвалось ослепительным солнечным светом, будто мне со всей силы врезали по затылку.

Я ощутил себя лежащим на раскаленном покрытии беговой дорожки боль была дикая, но по сравнению с чувством отчаяния, которое нахлынуло на меня, о ней не стоит и говорить. Я не мог даже двинуться с места, глаза налились горючими слезами. До цели я попытался хотя бы доползти, но у меня ничего не вышло, и, лежа без сил, я проклинал Бога.

Разлилась тишина, был слышен лишь грохот темных туч, приближавшихся ко мне с устрашающей скоростью. Я метался и кричал, бесполезно пытаясь избавиться от оков, спутавших ноги. Откуда-то издалека ко мне донесся голос. От него невозможно было укрыться, он становился сильнее и все больнее ранил мои барабанные перепонки. Из последних сил я нечеловеческим усилием посадил себя.

Я сидел на кровати и полными ужаса глазами смотрел на свои ноги, на которых лежала А. и всей своей силой придавливала их к постели.

— Где все? — спросил я.

— Никого уже нет. Не бойся, они тебя не догонят.

— Что ты, боже мой, сделала с моими ногами?..

— Тебе снился страшный сон.

— Где леди Ди?

— Спокойно, спокойно, спи. Об этом мы поговорим завтра.

Не будет никакого завтра, решил я, этого уже никогда не вернуть. Этот забег мне не дано выиграть. Я уже никогда не вернусь в Рим, никогда. Потому что мне держала ноги моя собственная жена.

Сквозь окно мерцали звезды.

— Они очень далеко, — сказал я тихо.

— Спи уже… — зевнула А.

— Такой маленький тест, — предупредил я А. — Я тебе сейчас расскажу анекдот, над которым женщины никогда не смеются.

Больше всего мне нравится, когда мы с А. рассказываем друг другу анекдоты. Это бывает не так часто, но я б хотел, чтобы все слышали, как она преподносит пошлые анекдоты. Выглядит это примерно так:

Я: «Я не понимаю. Одни местоимения, что тут смешного?»

А.: «Все же и так понятно, разве нет?»

Я: «Что же значит «делали сам понимаешь что»?» Откуда я могу знать, что они делали?»

А.: «Не тупи».

Я: «Что у парня выглядывало? Все время говоришь «это». Что — это?»

И так постоянно. Странное развлечение — слушать пошлые анекдоты без матерных слов. Иногда я говорю их за А., чтобы понять, что она хочет рассказать. А когда я сразу врубаюсь в анекдот, ее глаза светятся от счастья и в то же время бегают по сторонам — не услышал ли кто еще.

Сейчас она спросила про анекдот, над которым не смеются женщины.

— Почему это женщины его не понимают?

— Сейчас увидишь. Ты тоже не поймешь. Он слишком тонкий для женского восприятия. Это описание жизнеощущений, свойственных лишь мужчинам. Это самый лучший анекдот, какой я знаю. Зуб даю. Не просто шутка, которой улыбнешься и забудешь, а шутка на всю жизнь. Всегда свежая.

— Ну давай же, рассказывай, — нетерпеливо сказала А.

— Ну слушай! Приходит медведь к леснику и стучит в дверь. Ему открывает жена лесника и говорит: «Привет, Миша! Чего тебе?» А он топчется в дверях и несмело бормочет: «Можно попить?» Женщина отвечает: «Конечно можно! Почему же нет?» — и идет в кухню, включает воду, чтобы та стекла похолоднее. Миша топчется, оглядывается, а потом не выдерживает, заглядывает внутрь и спрашивает: «Лесник дома?» Та ему отвечает: «Нет, Мишенька, пошел на обход». «Ну, тогда добавь туда сиропа!» — просит Миша.