Вода с сиропом - [26]

Тут тетя расплакалась.

— Локальный ливень… — продолжал дядя, видимо, чтобы дать понять, что и с ним в этой игре следует считаться.

Чиновница занервничала. Ее первоначальная уверенность поколебалась.

— Понимаете… — хотел еще добавить дядя, но тетя срезала его взглядом и прошептала так, что слышно было даже мне: «Ты замолкни! С тобой поговорим потом!»

Дядя сник и с того момента в постановке участвовал вторым планом.

Чиновница была уже готова признать возможность «локального ливня» и, качая головой и вздыхая, приступила к заполнению каких-то бумаг.

Дядя опрокинул еще один ликер.

— Вы утверждаете, — продолжала женщина из страховой компании, — что вы заново белили подвал, и просите возместить стоимость известки. Могу ли я этот подвал, с вашего позволения, осмотреть?

Все, кроме меня, направились в подвал. Дядя включил свет и посерьезнел лицом, будто вспомнил времена, когда укрывал там советского партизана.

Чиновница огляделась. Затем достала из портфеля складной метр и стала измерять стены. Что-то просчитала, затем что-то записала и произнесла:

— Хорошо, известку мы вам возместим. Надеюсь, вы не будете утверждать, что у вас от воды сгнил настоящий персидский ковер!..

Дядя нарочито громко рассмеялся, тем самым показывая, что прекрасно понимает ее опасения и что ему отлично известно, сколько жуликов существует на свете.

— У нас проржавел молоток, — неожиданно сказала тетя.

— Это еще что? — вскрикнула оторопевшая чиновница. — Не собираетесь же вы требовать возмещения ущерба за ржавый молоток?!

— Конечно собираюсь, — подтвердила тетя. — Он был совсем новый. Недели не прошло, как купили!

Дядя поднял брови в удивлении. Он увидел, что женщины перешли в открытый бой.

— Молоток мы вам ни в каком случае не возместим! — настаивала чиновница.

— Может, мы сможем смириться с его потерей… — несмело предложил дядя. По нему было видно, с каким удовольствием он бы покинул подвал и пошел расслабиться в пивную.

Однако тетушка не собиралась так легко идти на уступки страховой компании. Как это обычно бывает: «Вот вам пара крон и больше к нам не приставайте». Она эту ситуацию уже не выдумывала, а жила ею и хотела выйти абсолютным победителем. Естественно, она понимала, что это в последний раз, и прощание должно быть незабываемым.

— Значит, за молоток и клещи вы нам не заплатите? — грозно спросила она. Дядя, заметив, что появились еще и клещи, растерянно стал стучать ногой по стене. Вид у него был как у упрямого подростка.

— Нет! — отвергла чиновница.

Тетушка опасно сузила глаза. Она повернулась к дяде:

— В таком случае расскажи, что случилось с яйцами!

Дядя уже ничего не понимал, монотонно дубасил стену и мрачнел.

— Хочешь, чтобы я рассказала? — спросила его тетя.

— Ну да… Давай, — пробормотал он.

— Хорошо. Уважаемая, если вы так уперлись из-за глупого молотка, клещей и набора отверток, то мне интересно, что вы скажете на это! Я каждый год консервирую яйца.

Чиновница насторожилась, поняв, что подошел миг главной атаки. Она втянула голову в плечи, и я ждал, когда они с тетей ринутся друг на друга.

— Ну и?.. — спросила она.

— Что «ну и»? — воскликнула тетя. — Они стояли здесь в бутылках на полках, а когда мы в суматохе сюда влетели, мой муж поскользнулся на мокрых ступенях (это она подчеркнула), схватился за полки и свалил все на пол. Что, на это страховка тоже не действует?

Чиновница тихо спросила: «Сколько?», а тетя отрезала: «Пятьсот!»

Дядя восхищенно посмотрел на нее. В его глазах читались восторг и уважение.

Потом мы вернулись в комнату. В гробовой тишине чиновница заполнила все бумаги и молча все подписала. Встала, подала дяде руку и сухо сказала: «Поздравляю!», без сомнения имея в виду тетю, а не деньги.

Когда визит закончился, дядя обнял тетю и поцеловал ее в обе щеки.

— Ты сокровище! — сказал он.

— Тебя убить мало, — вздохнула она.

* * *

Это был невероятно правдоподобный сон. Живой, цветной, широкоформатный, с долби-стерео. Была олимпиада, а прекрасный город был Римом. Я вспоминаю торжественный выход нашей команды. Мы приветствовали переполненный людьми стадион, где царила праздничная атмосфера. Руководитель нашей делегации нес государственный флаг, улыбаясь и держа его одной рукой, как детскую игрушку. Выглядели мы великолепно. С улыбками махали всем приветствующим легкими летними шляпами. В лазурное небо взмыли десять тысяч голубей мира. Тогда мне стало ясно, что я проживу десять тысяч лет и выиграю десять тысяч соревнований. Играли гимны и читали поздравления, со мной говорили президенты, мне улыбались самые красивые девушки вселенной.

Я ступал мягко, как кошка, и озарял всех вокруг своей сияющей улыбкой. Десять тысяч автографов раздал я и немного позировал перед камерой. Двух или трех девушек пришлось оттаскивать от меня силой. Одна из них потеряла сознание. Здесь были избранные со всего мира. Пару дней назад я подписал эксклюзивный контракт и имел полное право быть довольным.

Все забеги я прошел, как докрасна раскаленный нож сквозь подтаявшее масло, и теперь меня ждал финал. Я стоял на старте и рассматривал соперников. Чарли Браун по прозвищу Газель, как обычно, кривлялся перед публикой. Длинноногий Оле Олсен был стопроцентный аутсайдер главного забега на стометровку. Вид он имел немного оторопелый, и было ясно, что он не перестает удивляться, как вообще попал в нашу команду. О`Брайн сидел на дорожке и, театрально наклонив голову, разминал икры, похожие на два огромных кувшина. Он жевал жвачку — впрочем, как всегда. Лис Абебе Бизила, Восьминогий Абиссинец, на мое приветствие оскалил зубы, сверкнул белками глаз на своем черно-фиолетовом лице и указал большим пальцем вниз. Все мы знали его тушки. Гарри Гарриккейн выглядел озабоченно. Наверное, все, что о нем говорят, — правда, подумалось мне. На его лице было напряженное выражение, а нерв под левым глазом пульсировал, как червяк на крючке. Он знал, что это его последний шанс.