Вода и пламень - [46]

В Саут-Хорре толпился народ. По здешним масштабам его было довольно много: человек двадцать взрослых и стайка батото (ребятишек). Когда мы подъехали, группа женщин туркана спускалась с горы. У каждой на голове лежал сверток коровьих шкур, предназначенных на продажу сомалийскому негоцианту. При виде машин они остановились: белые люди… что им здесь надо? Пошептались, и, убедившись, что мы заняты своим делом, они бегом спустились по склону и юркнули в палатку.

Женщины туркана несколько проигрывают в сравнении со своими кузинами самбуру. Девушки самбуру – писаные красавицы: гладкая кожа с бронзоватым отливом, прямой нос, высокая грудь, стройная фигура. Вокруг головы у всех узкая диадема из цветного жемчуга типа цепочки, которую носили в средневековой Европе. Некоторые еще носят на шее плоские железные украшения или вставляют в уши большие подвески в форме полумесяца. Но высшая роскошь, не считая легкой татуировки на животе и многочисленных выпуклых браслетов сверкающего металла на запястьях и щиколотках, – это многорядное колье цветного жемчуга от плеч до подбородка.

Несмотря на оттянутые мочки ушей, выбритые головы и негнущиеся юбки из невыделанных коровьих шкур, самбуру выглядели сказочными принцессами – настолько мечтательно было выражение их тонких лиц.

Источник бил в шести-семи метрах ниже, среди нагромождения гладких камней. Женщины вереницей спускались туда, зачерпывали живительную влагу калебасом[24] и переливали ее в кожаные бурдюки. Это был единственный источник на всю округу величиной с французский департамент. Люди приходили туда и гнали на водопой скот за тридцать, а то и все сто километров.

Вода притягивала жизнь. В листве высоких мимоз щебетали птицы, перелетая с ветки на ветку, словно металлические искорки.

За Саут-Хорром дорога превратилась уже в чистую условность. Она едва-едва угадывалась в траве.

Нам предстояло пересечь несколько высохших русел (лага), сбегавших с гор к главному уэду. Некоторые были узкие, другие – пошире и поглубже. Вскоре случилось то, чему полагалось случиться, – трехтонка завязла в песчаном ложе. «Чтоб тебя…»

Колеса накрепко застряли в вязком песке. К этому должен быть готов любой путешествующий по Африке. Еще хорошо, что песок, а не грязь… Мне вспомнилось, как однажды мы попали в илистое болото, пришлось девять часов без передышки рыть канаву, чтобы вытащить машину из гиблого места. Считалось, что нам повезло: здесь каждый год владельцам приходится бросать машины и ждать окончания сезона дождей, чтобы их вызволить…

Все вышли, руками раскидали песок вокруг колес, наложили ветвей и дружно стали подталкивать грузовик. Рыча от натуги, тот выполз наконец на противоположный берег. А «джип» с двумя ведущими передачами довольно легко одолел препятствие.

В последующие часы «шевроле» еще несколько раз завязал в песке, и нам даже пришлось пустить в ход лебедку, которой был оборудован «джип». Он стоял на тормозах, под колеса мы подложили большие камни, но, несмотря на это, вездеход начало тащить к грузовику, а не наоборот.

Я отпустил тормоза и включил заднюю передачу; колеса грузовика бешено вращались на месте, обдавая все вокруг фонтанами песка. Но вот по сантиметру он начал ползти вперед. Уф, отлегло…

Массив Олдоньо Мара,[25] в котором спрятался Саут-Хорр, остался позади. Наконец мы добрались до места, ничем не выделявшегося среди прочих. Проводник, однако, велел тут сворачивать с дороги на запад, прямо в джунгли. Трасса уходила на север в направлении вулкана Кулал. Выходит, мы добрались до южной оконечности легендарного Рудольфа…

Песок и камни, камни и песок. Все как прежде, только теперь еще приходилось пробираться сквозь колючий кустарник; внешне он удивительным образом напоминал наши яблони, только без листьев. Я думаю, это была каммифора, чьи жесткие веточки сплетаются в непроглядные заросли.

Нам повстречалась группа женщин рендилле – это тоже одно из пастушеских племен, кочующих по обширным пустыням вокруг озера. Четыре караванщицы возвращались из Саут-Хорра, нагрузив на верблюдов бурдюки из жирафовых шкур в оплетке из травы. Они вышли в путь сутки назад, и им еще предстояло идти два дня, как сказал нам переводчик. Трое суток до источника и столько же обратно…

Подобно женщинам туркана и самбуру на них были юбки из коровьих шкур, на ногах и руках звенели браслеты, в ушах болтались тяжелые серьги, а широкие колье на груди напоминали рыцарские доспехи. Волосы рендилле собирают в удивительную] гриву, скрепленную засохшей глиной; высоко поднятая над головой прическа напоминает шлем Минервы.

Немного испугавшись поначалу, они скоро залились смехом, глядя, как мы суетимся вокруг них со своими фотоаппаратами и кинокамерами. А еще чуть позже совсем перестали обращать на нас внимание, собрали разбежавшихся животных, встали цепочкой и двинулись своим путем на северо-восток – монотонная вереница белых верблюдов, плавно колыхавшихся в знойном мареве…

Миновали деревни рендилле и самбуру в одном лье друг от друга. Деревни представляли временные стоянки, там живет лишь одна семья, а то и часть ее, ибо пастбища в здешнем сухом краю разбросаны на большом расстоянии, так что собираться вместе негде. Переходя на новое пастбище, кочевники строят себе хижины из ветвей – пригибают их вершинами и связывают лианами наподобие полусферы. Достаточно уложить под сводом козьи шкуры – и дом готов.