Во всём виноват Гоголь - [61]

Вскоре наконец-то вновь открылся ресторан «Акулька». Этому событию горожанам можно было бы и порадоваться, но они у «Акульки» и до закрытия никогда не бывали. Впрочем, ресторатора Пимена это не остановило: дядя Лысый Пимен в этот день выдумал себе рекламную возможность выступить по телевиденью и оповестить об «Акульке» всех своих постоянных клиентов-казнокрадов, а также призвать их к сотрудничеству с новой властью города. Впрочем, персонально дядя Лысый Пимен ни за кого конкретно голосовать осторожно не потребовал, но политический сигнал своим клиентам всё же отправил, показавшись на экране в танкистском шлеме и в отутюженном шарфе болельщиков ЦСКА.

Случилась и неприятность. Как теперь выяснилось, «Бешеные ерши» продлили свой путь к элитным потребителям, занырнув в долгосрочную аренду под штаб кандидата № 1 А. П. Бронькина с его дискотеками и прочими оргиями для спонсоров и сдувшихся политических оппонентов с нерасплесканным ресурсом. Кроме того, во взбесившихся «ершах» якобы поменялся даже собственник, поскольку олигархи, ранее здесь тусовавшиеся, принялись под роспись получать извещения о стоимости своей перерегистрации, размерах ежемесячных взносов и цене клубных карточек на бумажных и магнитных носителях. Любопытно также будет узнать, что господина Хитрогрызова общество засекало то в окружении Бронькина, а то и вблизи его креативного директора Чичикова Павла Ивановича. Он давно показал себя членом той когорты, что ни куму брат, ни брату сват или «…ни в городе Богдан, ни в селе Селифан». Оказался он и в меру жаден, и в меру хитёр, и в меру глуп, но непомерно любопытным к тому, что к нему ни с одного боку не прикасалось. И потому ничто не могло укрыться от орлиного взгляда господина Хитрогрызов в городе NN. От него-то сорокой и принеслась верная телефонограмма с надёжной ссылкой, что Чичиковым на самом деле и точно намечены к увольнению не отдельные, а все чиновники городской администрации. А вот кадровик, финансист и вся рать глупых советников вопреки Бронькину и по халатности его писарей в тот список не попали и с приятностью в карманах продлят свою нелёгкую службу. И что сейчас, вещалось Хитрогрызовым далее, в торгово-ярмарочном комплексе «Легенда» можно согласовать и рассмотреть, как надо, любую из уже практически свободных должностей в горадминистрации NN. Что этим делом не покладая рук занимается Павел Иванович Чичиков, креативный директор, явившийся из центра по указанию того, чью фамилию даже произнести боязно, и делается им это, хотя и так оно ясно, не без директив самого Центробанка и вычислительной палаты. Правда, Чичиков, как сообщал Хитрогрызов, именно по этому вопросу хранит красноречивое молчание и даже раскланивается без каких-либо изменений в характере или несколько набок, однако «…не без приятности».

Чиновники города как бы и продолжали свою отчаянную борьбу с Бронькиным за сохранение кресла своему мэру господину Кучугурову Арнольду Бестемьяновичу, опираясь в этом деле на слухи от имени его креативного директора об их поголовном увольнении. А порой они вроде бы уже за Арнольда Бестемьяновича и не совсем безнадёжно болели, опираясь на заявление Бронькина о том, что в их стаде жертвенные бараны назначены поимённо и совсем небольшим стадом. Правду сказать, к ранее объявленному списку изгоняемых лиц от Бронькина добавился и ещё один — глава райгорздрава, ранее там упущенный, а теперь уже восстановленный к увольнению, но по медицинским показаниям. Однако как в случаях изобилия борьбы, так и в эпизодах её недостачи никто из элиты не считал себя опущенным на дно корзины истории и действовал, хотя методом лужёной глотки теперь уже не пользовался.

* * *

Многие чиновники прекрасного города NN нашли удовольствие в том, чтобы весело злорадствовать над столпившимися в углу их братии и приуготовляемыми к увольнению неудачниками. И ехидничали они над изгоняемыми из одного с ними поля ягодами с преогромной радостью. Несчастливцы поначалу рвали на себе волосы, причем даже в самых труднодоступных местах, а затем вдруг стали и нервно закурили в сторонке. Потом они в ответ взялись открыто ехидничать над счастливцами, а сами секретно наносить свои визиты тому, кто на поле публичной брани уже объявился воочию. Но плели они это уже безо всякой гласности, хотя и по графику. И поплелись туда такие люди, что уже с порога оказались господину с большой буквы «Ч» в фамилии родными братьями и сёстрами по разуму.

— Ах, пармазанчик вы наш в шоколаде, Павел Иванович! — возглашали ему, словно модельной манекенщице, топ-менеджеры с поплавками неродных вузов.

— Ах, вот вы какой застенчивый, драгоценный вы наш Павел Иванович! — ревели будто бы от свалившихся им с неба в карманы пачек купюр депутаты, замазанные сомнительным бизнесом, однако таща при этом оттудова свои кирпичи с резинками.

— Позвольте ж вас расцеловать, мудрейший вы наш батюшка Павел Иванович! — бросались на него, словно на выгодный тендер или премию небольшие муниципальные жулики. За ними из углов, воровато озираясь, вылезали мелкие оптовики, крупные арендодатели, средние землеустроители, а потом даже и бюджетники, правда, только с килограммами характеристик и почётных грамот.