Во время бурана - [10]

Михаил Андреевич выбрал лопатой руду, застрявшую в углах тачки, и сказал:

— Вот, Тезка, какие дела. Последний день сегодня работаешь.

•

На следующее утро, придя вслед за хозяином в цех, Тезка увидел, что домна не работает. Ее остановили на капитальный ремонт.

Ее ремонтировали каждые три-четыре года. Привозили новый огнеупорный кирпич, старую, прогоревшую кладку ломали и перекладывали домну заново. Обычно это продолжалось около месяца.

Тезка в это время бездельничал. Спал до полудня, а потом бродил по поселку, по берегу Усы, пугал уток, разгребал муравейники. Он знал, что, когда домна не работает, в столовой не кормят. Поэтому питался дома. Жена Михаила Андреевича собирала для Тезки помои и объедки у всех соседок. Впрочем, случалось ему подкармливаться и на огородах. Изредка уходил в лес, пропадал несколько дней и всегда возвращался бегом, с взъерошенной шерстью и испуганными глазами. Не успокоится, бывало, до тех пор, пока не отыщет Михаила Андреевича и не расскажет ему обо всем, что произошло в лесу, шумными вздохами и глухим, постепенно затихающим урчанием.

— Бывает, Тезка, всяко бывает, — понимающе кивал Михаил Андреевич.

Так Тезка проводил время и в этот раз. Только спал еще дольше обычного, потому что допоздна засиживался на площади. Недавно там построили Дом культуры металлургов, у входа установили радио, и Тезка до тех пор не уходил от дверей, пока не прекращалась музыка.

Когда домну пустили, он прибежал в цех, нашел Михаила Андреевича и около часа ходил за ним по пятам. Мастер поворачивался, бормотал что-то, но, видимо, не собирался запрягать его в тачку. Тогда Тезка сам пошел к домне.

Она казалась теперь совсем новой. После ремонта ее покрыли черной блестящей краской. Пока домну перекладывали, земляная насыпь была срыта, вместо нее установили наклонный мост с подъемной лебедкой. Так что это был не ремонт, а настоящая реконструкция. Через определенные промежутки времени на домну катились по мосту наполненные шихтой тележки. Они были еще больше, чем Тезкина тачка, и двигались сами. Каталей не было.

Тезка осторожно приблизился и сел возле моста. К обеденному перерыву его короткая, мощная шея заныла: часа три подряд он непрерывно вертел мордой, не сводя глаз с бегающих вверх и вниз тележек.

Раздался знакомый гудок, и Тезка побежал к столовой. Корыта не было на месте. Он порыскал вокруг и отыскал его за умывальником. Оно было пустым и грязным. Тезка подошел к кухне и стал царапать дверь.

Вышла Фрося, кинула ему корку хлеба и вернулась в кухню. Тезка поймал корку на лету, проглотил и стал ждать. Не дождавшись, начал скулить. Фрося вышла, но в руке у нее вместо ведра с объедками снова был лишь кусочек хлеба. Тогда Тезка громко заревел — обиженно и в то же время угрожающе.

Никто в поселке никогда не слыхал такого рева. Несколько рабочих выбежало из столовой. Ваня Демин, выбежавший первым, закричал:

— Ты что, Фроська, — сдурела? Ты зачем Тезку дразнишь?

— Подождал бы орать-то! Мне самой плакать хочется, на него глядя. Директор сказал, чтоб ни корочки Тезке не давать. Все чтоб собирать для свинофермы.

Михаил Андреевич, подошедший вслед за Ваней, молча повернулся и направился к конторе. Рабочие пошли за ним. Сзади побрел Тезка.

Директор встретился им по дороге. Это был коренастый инженер, лишь этой весной назначенный в Старую Усу.

— Мы насчет медведя, товарищ директор, — сказал Михаил Андреевич. — Трудно мне его прокормить. Жена-то за время ремонта извелась: на него не напасешься. Да он, Тезка-то, и не станет дома кормиться, когда печь работает. Ему ведь не докажешь. Не докажешь ведь?

Директор не ответил. Может быть, он просто не понимал, что именно нужно «доказать» медведю.

— Мы насчет того, чтобы не снимать медведя с довольствия, — продолжал Михаил Андреевич. — Все-таки столько годов он у нас проработал. В моей смене на четырех каталей было меньше, чем в других. Четырех каталей заменял!

Директор все еще молчал. Он чувствовал, что мастер глубоко оскорблен, хоть и старается говорить спокойно. Он думал о том, как глупо можно подорвать свой авторитет одним непродуманным распоряжением. Рабочие уже любили нового директора, сумевшего за короткий срок провести реконструкцию завода, намеченную уже давным-давно, но бесконечно откладывавшуюся. И вдруг эта история с медведем… Однако отменять распоряжение не хотелось.

— Может, его пристрелить? — спросил кто-то из рабочих.

Директор поднял голову. Спросивший не улыбался, но по лицам других директор понял, что это насмешка: никто не принял вопроса всерьез.

— Или, может, его куда-нибудь в цирк продать? — предложил тот же рабочий.

На этот раз директор не понял, предложение показалось ему дельным. Кроме того, он с трудом сдерживал раздражение. «Если и это насмешка, — подумал он, — тем хуже». Он сказал, обращаясь к одному Михаилу Андреевичу:

— Пожалуй, так и сделаем. В цирк или в какой-нибудь зверинец. Я вам помогу это устроить. Вам за него…

Он остановился, увидев, что мастер покраснел от обиды. А тот сел на землю возле медведя и сказал:

— Будь по-вашему. Только тогда уж и меня-то отпустите. В клоуны с ним пойду, что ли.