Во времена фараонов - [114]

Однако вернемся к вопросу развития письменности. Пришло время, когда простые знаки, о которых я говорил, были перенесены на такое количество слов, что пропала всякая определенность. Они стали фонетическими знаками. Таким образом, пишет Эрман, «слово ласточка используется не только как в первом примере для обозначения слова „великий“, wr, но и для обозначения согласных w и r в словах hwr, swr, wrs, wrryt и т. д.»

Можно было бы остановиться и на этом, но египтяне пошли дальше.

Они стали использовать очень короткие слова с одной согласной, для того чтобы написать эту согласную. Таким образом, они пришли к алфавиту,[55] состоящему из двадцати четырех согласных. Здесь мы снова встречаемся с трудностями. Эрман считал, что финикийцы, у которых древние греки заимствовали свой алфавит, переняли его, в свою очередь, от древних египтян. Такой точки зрения придерживается подавляющее число филологов, кроме Алана Гардинера. Более тридцати лет назад Гардинеру и профессору Питу было поручено опубликовать надписи, открытые и скопированные Флиндерсом Питри в Серабит-эль-Хадим в центральной части Синая. По словам Гардинера, в текстах десяти скальных таблиц «были знаки, бесспорно происходящие от иероглифов, однако там были и другие знаки, которые, без сомнения, не происходили от них». Среди неегипетских знаков филолог называет изображение головы быка.

Это, [пишет Гардинер], напомнило старое утверждение Гезениуса, что прототипы финикийских букв должны по форме соответствовать древнееврейским буквам. Поэтому я сказал моему товарищу: «Мы несомненно должны найти здесь прототип финикийского алефа».

Он упорно стоял на своем, и,

к моему удивлению, были найдены почти полные эквиваленты таких слов, как «beth» — дом, «mёm» — вода [египтяне почти всегда изображали воду в виде зигзагообразной линии], «ауin» — глаз и «resh» — голова, не говоря о других менее очевидных эквивалентах…

Количество знаков не превышало тридцати двух, «и некоторые из них могли быть вариантными. Напрашивался естественный вывод, что письменность была алфавитной».

Тогда Гардинер выделил в этом до сих пор неизвестном тексте последовательность букв, которая встречалась не менее шести раз. Используя этот принцип, он прочитал первый знак как В, второй как ayin — характерный гортанный звук, а последний как Т. Третий знак на некоторое время завел его в тупик:

Взглянув на финикийский алфавит в первом же учебнике, который подвернулся мне под руку, я, естественно, остановился на букве lamedh [диагональная линия с крючком на нижнем конце].

Подобная линия была в синайской надписи, но с крючком на верхнем конце. Однако если это была одна и та же буква, то это была буква L. Подставив эти согласные в слово, Гардинер прочитал его как Ба'алат.

Ба'алат была финикийской богиней, супругой Баала.

Семитское название божества Ба'алат египтяне обычно переводили как Хатор (так же как в Библе) и… богиня храма Серабит, [где были найдены таблицы], была хорошо известна под именем «Хатор, владычица». Там было найдено ее имя, часто встречающееся в иероглифических текстах…

Могло ли это быть случайным совпадением? Я твердо убежден, что нет. Если это так, то я стою у истоков происхождения алфавита. Цепь моих рассуждений сложилась в стройную систему, и если принять выводы, то будет уже почти невозможно отказаться от посылок. Другими словами, почти невероятная удача, что имя Ба'алат прочитано правильно, и все это говорит в пользу генетической связи между египетскими иероглифами, синайскими письменами и финикийскими буквами с их традиционными названиями.

Я отклонился немного от темы для того, чтобы рассказать, что: а) неожиданные драматические события иногда могут скрасить жизнь, посвященную терпеливым, лишенным эмоций исследованиям; б) если выводы Гардинера правильные, а многие филологи поддерживают его в этом, то буквы, которыми написана эта книга, обязаны своим происхождением не финикийцам, а древним египтянам. От них они перешли через Палестину к финикийцам, а затем от греков и римлян к нам.

Так что не исключено, что очень тоненькая нить связывает нас с Пер-гором, который сидит скрестив ноги в классе и ждет не дождется, когда кончится урок, а его уставшая уже рука старательно выводит слова:

Счастлив писец оттого, что он достиг мастерства в своей профессии. Проявляй настойчивость ежедневно. Только так ты сможешь овладеть мастерством… Не проводи ни одного дня в праздности, иначе тебя выпорют. Ухо мальчика на спине. Он слушает, когда его бьют…

Но вот старый Хаемуас встает и начинает собирать свои рукописи. В классе поднимается шум, но учитель быстро утихомиривает учеников. Мальчики встают и под руководством Хаемуаса монотонными голосами читают молитву Амону. Потом под строгим взглядом старика они чинно выходят на улицу, залитую солнечным светом. И сразу же начинается страшный галдеж. Мальчишки разбились на шумные группы. Одни борются на земле, катаясь в пыли, другие смастерили мяч и перебрасывают его друг другу. Пер-гор и Небамон несутся сломя голову по залитой солнцем улице к огромным воротам, не обращая внимания на предупреждающие крики проходящих жрецов. Наконец они добежали до ворот. Там, к удивлению и восхищению Пер-гора, его ждал старший брат Кенамон. Он стоял в новой колеснице и пытался напустить на себя безразличный вид. Вокруг собрались мальчишки и громко восхищаются двумя холеными конями с качающимся плюмажем и золотой отделкой повозки, сверкающей на солнце.