Во власти любви - [31]

Но сейчас Финни охотно промчалась бы с ними по ледяной поверхности, чтобы избавиться от мучивших ее мыслей.

– Мэтью, расскажите, что случилось!

Финни едва не налетела на Готорна, когда он неожиданно остановился перед своим особняком.

– Ничего не случилось, Финни. А теперь отправляйтесь домой или в магазин за нарядами, в общем, делайте что вам угодно. Только оставьте меня в покое.

Готорн стал подниматься по мраморной лестнице, и Финни могла бы поклясться, что он считает про себя. Он хотел захлопнуть перед ее носом дверь, но она взмолилась:

– Я только хочу помочь!

Мэтью даже не взглянул на нее.

Впервые ей удалось разглядеть внутреннее убранство его роскошного дома. Куинси с важным видом стоял в вестибюле, слуги выстроились перед ним в ряд. Повар, несколько горничных и конюх. Все чопорные и самодовольные.

– Надеюсь, вы не будете возражать, сэр, – проговорил дворецкий, вздернув подбородок, – но я взял на себя смелость развесить обнаруженные мной на чердаке картины, с которых вы сняли покрывала. Они великолепны, не правда ли?

При виде полотен Финни в молчаливом благоговении открыла рот. Все они, и большие, и маленькие, были выполнены с изрядным мастерством.

– И все это вы написали? – изумленно спросила Финни и, не дожидаясь приглашения, вошла внутрь.

Мэтью не ответил, лишь пристально посмотрел на нее.

– Да, мадам. – Куинси кашлянул. – Впечатляющее зрелище.

Готорн стоял не шелохнувшись, пока Финни переходила от одного полотна к другому, пораженная его талантом. Ничего подобного она не ожидала.

Затаив дыхание, она увидела на одной из картин всю семью Мэтью. Его мать, братьев и Готорна-старшего, который был столь мастерски написан, что Финни казалось, будто он сейчас сойдет с картины и заговорит. Ее особое внимание привлек женский портрет. Белокурые волосы, холодные голубые глаза. Потрясающая красавица. Именно на такую женщину Финни стремилась быть похожей.

– Кто это? – спросила Финни. Во рту у нее пересохло.

Мэтью не проронил ни слова.

На лице Куинси появилось скорбное выражение.

– Это миссис Готорн. Да упокоит Господь ее душу.

Все стало на свои места. Мэтью потерял жену и, чтобы забыться, отправился в Африку.

Его жена была само совершенство.

Неудивительно, что, впервые увидев Финни, он весьма критически отнесся к ней.

Финни пытливо посмотрела на Готорна, но, целиком поглощенный своими полотнами, он не заметил ее взгляда.

– Прошу вас, уйдите, – обратился Мэтью к слугам. Его губы вытянулись в тонкую линию, лицо напряглось, и на нем появились морщины. Слуги переглянулись и поспешили прочь. Только Куинси остался. Радость исчезла с его лица.

– Ты тоже, Куинси.

Дворецкий не двинулся с места.

– Простите, если я причинил вам боль, сэр, – промолвил он. – Я думал… я полагал, что… – Слуга замялся. – Сегодня утром вы были в таком прекрасном расположении духа, что, увидев картины без покрывал, я взял на себя смелость…

Куинси умолк.

– Я понимаю, Куинси, – сказал Мэтью, смягчившись. – И ценю твои старания.

Дворецкий бросился к одной из картин:

– Через час их здесь не будет.

Однако Готорн остановил его:

– Не надо, Куинси.

– Но, сэр…

– Не надо!

Куинси быстро вышел.

Мэтью прикрыл глаза, потом снова взглянул на портрет жены. И столько было в его взгляде отчаяния, что у Финни болезненно сжалось сердце.

– Настоящая красавица, – прошептала она.

Мэтью резко повернулся, словно только сейчас заметил Финни.

– Красавица?! – гневно воскликнул он. – Да, она была красоткой! Но пользовалась своей красотой в определенных целях. Именно об этом мне и сказал отец. Вот о чем шел у нас с ним разговор. Теперь вы довольны? Может, хватит ко мне приставать?

– А я и не пристаю! – Финни покраснела, ибо Мэтью сказал чистую правду. – Я просто беспокоюсь за вас, хочу вам помочь.

Мэтью снова обратил взгляд на картины.

– Они и впрямь потрясающи, Мэтью. Вам следует снова взяться за кисть. Вы невероятно талантливый художник.

– Я больше не художник! – крикнул он.

Готорн схватил вазу и швырнул ее в его великолепный автопортрет. Рама с грохотом рухнула на пол, и не успела Финни опомниться, как он стал срывать полотна со стены и швырять их на пол.

– Прекратите! – Финни бросилась к нему.

Но Мэтью, оттолкнув ее, продолжал расправляться с картинами. Треск рвущихся полотен и ломающихся рам гулко разносился под высокими сводами потолка.

– Господи, что вы делаете?!

Готорн вне себя продолжал срывать картины, на лбу у него выступил пот. Он споткнулся, упал, снова вскочил и взялся за очередную картину. Остановился он, лишь когда все полотна и сломанные рамы валялись на полу.

Он повернулся к Финни и посмотрел на нее словно безумный: пусть только попробует хоть слово сказать!

Прерывисто дыша, Мэтью в изнеможении прислонился к мраморной колонне.

Они настороженно смотрели друг на друга.

– Зачем? – прошептала она. – Зачем вы это сделали?

Мэтью пренебрежительно пожал плечами:

– Не полотна я уничтожал, милая, а самого себя.

– Неправда!

Его высокомерие улетучилось.

– Перестаньте вести себя как дикарь. – У нее было такое чувство, будто ее со всех сторон подстерегают опасности. Как в Африке. – Я видела вас совсем другим. Вы прекрасный человек.