Во имя жизни - [132]

Услышав свистки на улице, я бросился во двор. Там мы окружили преступника. Я приказал своим людям взять его живым. Мне сразу стало понятно, с кем придется иметь дело. Как только я его увидел, я почувствовал, что он не сумасшедший, и подумал, что его можно взять на испуг, но сначала он испугал нас.

Я решил, что он сломается, если увидит, что на него направлено несколько пистолетов сорок пятого калибра и его положение безнадежно. На самом деле я не собирался его убивать, хотя несколько полицейских просили разрешить им открыть огонь. Я не позволил, так как они только подвергли бы еще большей опасности жизнь женщины, которой преступник приставил нож к горлу. Он предупредил, что при малейшем движении моих людей убьет бедную женщину, побелевшую от ужаса. Из глаз у нее текли слезы, она тяжело дышала.

Я повторил приказ взять преступника живым. Мне было важно узнать, почему он убил политического деятеля, которым все восхищались. Я хотел, чтобы он понял, какого человека он убил.

Я положил оружие на стол и подошел к преступнику, пытаясь убедить его не усугублять свою вину убийством ни в чем не повинной женщины и сдаться. Я дал ему понять: что бы ни случилось, он от меня не уйдет. Ему придется отвечать за содеянное перед лицом правосудия. Убийца молчал, но я заметил, что он дрожит сильнее, чем его заложница.

Не оставляя надежды как-то воздействовать на преступника, я предупредил его, что на него нацелены десяток револьверов сорок пятого калибра и стоит ему хотя бы царапнуть шею женщины, я дам знак стрелять.

Преступник оглянулся на моих людей, окруживших его, но не отпустил женщину и не бросил нож. Тогда я решил поставить на карту жизнь захваченной им женщины. Потихоньку приближаясь к убийце, я начал осторожно вытаскивать из заднего кармана запасной пистолет. Когда преступник это заметил, я крикнул: пусть убивает женщину, но и ему тут же придет конец. С этими словами я прицелился ему прямо в лоб. Он вдруг бросился бежать, а женщину изо всей силы толкнул на меня. Преступник рванулся к одному из окон, но его быстро схватили мои люди. Несколько полицейских были ранены, однако серьезно никто не пострадал. Моя тактика сработала: я взял преступника живым.

Из одиннадцати ножевых ран, полученных доном Амбросио Вентурой, три были нанесены в сердце. Пиджак почти весь оказался пропитан кровью, но желтый цветок, прикрепленный к лацкану, не смялся и не завял. Глаза дона Вентуры были открыты. От ужаса, гнева или страха смерти — как знать! Рот был тоже полуоткрыт. Руки сжаты в кулаки. Я заметил, что, видимо, из-за сильной боли он обмочил свои дорогие синие брюки. Смерть, настигшая дона Амбросио Вентуру, лишила его не только признаков высокого положения, но и человеческого достоинства. Я не мог удержаться от сравнения лежавшего передо мной трупа с оскверненным знаменем.

Случай был серьезный. Не каждый день убивают политических деятелей, особенно таких, как дон Амбросио Вентура. Ни для кого не секрет, что дело об убийстве депутата важнее, чем карманная кража. Поэтому я был уверен, что смерть дона Вентуры будет ежедневно занимать первые страницы газет по крайней мере в течение нескольких недель, а нам придется без отдыха работать, чтобы раскрыть мотивы преступления. Но даже я, будучи опытным следователем полиции, если и мог что-то предполагать в тот момент, так только, в каком направлении удалилась душа дона Амбросио Вентуры.

Впрочем, дело обстояло не так уж плохо. Во-первых, в моем распоряжении было оружие, примененное во время преступления. Во-вторых, имелось много свидетелей убийства дона Вентуры, которые могли опознать убийцу. В-третьих, был задержан и сам преступник. Я не сомневался, что его приговорят не менее чем к пожизненному заключению, где он и сгниет. А может быть, его ждет даже смертная казнь.

Тем не менее моя задача еще не была решена. Мне пока не удавалось раскрыть мотивы преступления. Некоторые мои товарищи были почти уверены, что преступник обычный псих, который время от времени впадает в невменяемое состояние. Ну действительно, кому может прийти в голову убить депутата? Они подтверждали свою теорию тем, что на все вопросы преступник в ответ произносил лишь одно слово: «Справедливость», а потом опускал голову и замолкал, и больше от него ничего нельзя было добиться.

Эта теория была соблазнительной, но уж слишком простой и удобной для всех. Ведь даже если предположить, что убийца сумасшедший, оставалось еще много неясного. Почему он, скажем, убивал других, вместо того, чтобы покончить с собой? И если действительно у него был приступ буйного помешательства, почему он не убил первого попавшегося ему водителя или продавца? Почему избрал своей жертвой дона Вентуру? Что толкнуло его на совершение преступления? Как видите, эта теория объясняет далеко не все.

Некоторые утверждали, что преступник находился в состоянии амока. Эта теория, похожая на предыдущую, тоже чрезвычайно привлекательна, но опять же не подходит к этому случаю. Прежде всего человек, впавший в амок, совершает преступление непреднамеренно, в состоянии аффекта. Из-за какой-нибудь мелочи в нем вдруг вспыхивает ярость, он хватается за любое оружие и убивает свою жертву. Убийца же дона Амбросио Вентуры вел себя совсем не так. Всем должно быть ясно, что совершенное им преступление было тщательно продуманным и заранее подготовленным. Разве преступник не оделся в униформу официанта и разве не стремился он пронзить ножом дона Вентуру прямо на глазах огромной толпы в холле? Да, действительно, были и другие раненые, но они пострадали только из-за того, что пытались задержать преступника.