Во имя отца - [12]

— Туалет и душ дальше по коридору. Вы должны оставаться здесь, в семь часов вам принесут завтрак, в восемь с вами будет говорить викарий.

Он направился к двери, а Мирек вдогонку сказал с долей сарказма:

— Спасибо вам огромное и спокойной ночи!

Не последовало никакого ответа, но Мирек совсем этому не удивился. Он понял, что тут знают, кто он такой и чем он раньше занимался. Везде во время путешествия его принимали очень «гостеприимно». Голые, унылые комнаты и враждебные лица. Для них всех он был хуже прокаженного, ведь к прокаженному они испытывали бы какое-то сострадание, а с Миреком общались лишь из чувства долга, явно без всякой радости. Правда, пришедший утром викарий оказался более снисходительным. Мирек, благодаря своей бывшей уже профессии, понял, что этот священник отнюдь не пешка в структуре католической церкви. Мирек решил, что, может быть, хоть у него окажутся какие-нибудь новости. И действительно, викарий сказал:

— Вы останетесь здесь еще на одну ночь. Завтра в час дня вы должны будете находиться в определенном месте в городском парке. Возьмите с собой свои вещи. Связной подойдет к вам и попросит прикурить. Вы должны будете ответить, что никогда не носите спичек. Затем вы последуете за этим человеком.

— Куда он меня поведет?

Викарий пожал плечами.

— Куда? Куда он меня поведет? Когда я смогу встретиться с Беконным Священником? — продолжал настаивать Мирек.

Священник в недоумении поднял брови:

— Беконный Священник?

Мирек разочарованно вздохнул. Все отвечали ему полным непониманием, когда он спрашивал о Беконном Священнике. Его поездка была длинной, он провел ее в одиночестве, она была к тому же опасной, о комфорте и говорить не приходилось, но его поддерживало страстное желание встретиться лицом к лицу с человеком, за которым он столько лет охотился. Это желание и еще постоянная ненависть были его единственными спутниками. Судя по всему, викарий понял это. Он сказал уже немного мягче:

— Скибор, это ваш первый день на Западе. Но даже на Западе у нашей церкви аскетические условия существования. Вена — очень красивый город. Почему бы вам не пройтись и не посмотреть на него своими глазами. Я не думаю, что вы тут надолго задержитесь. Попробуйте венских пирожных, погуляйте по улицам, подышите, наконец, воздухом свободы.

На губах у него появилась ироническая улыбка:

— Зайдите в церкви и посмотрите на богослужение. Вы увидите, что здесь люди боятся только Бога, а не кого-то еще.

— И это не опасно? — спросил Скибор.

— Не беспокойтесь, в городе вас никто не знает, можете ничего не бояться. Вас никто не тронет.

— Я не это имел в виду.

— Я понимаю, извините за сарказм. Просто двое из нашего братства уже десять лет сидят в тюрьме в Чехословакии. День сегодня для декабря вполне приемлемый. Просто затеряйтесь в толпе. Повторяю, вас никто не знает, вам нечего волноваться. Пообедайте, выпейте нашего знаменитого вина.

— У меня нет денег.

— Ах, да, конечно!

Викарий выдвинул ящик стола, вытащил пачку банкнот и, отсчитав несколько бумажек, положил их перед поляком:

— Я думаю, этого будет достаточно.

Так Мирек оказался на улицах Вены. Он был ошарашен увиденным. Его убежище находилось в восточном пригороде, недалеко от большого торгового центра. Целый час он провел там, рассматривая горы продуктов, каких он не видел никогда в своей жизни, даже в лучшие урожайные годы на родине в своем селе. И какое разнообразие! Бананы, ананасы, авокадо и вообще фрукты, о которых он даже никогда не слышал. Он изумленно наблюдал за тем, как пухленькая продавщица выкинула несколько яблок, которые были только чуть-чуть подпорчены. Он купил у нее небольшую веточку винограда и был одарен веселой улыбкой. Скибор медленно шел к центру города, жуя виноград и часто останавливаясь. Вот он у витрины мясного магазинчика в ужасе перед множеством выставленных в витрине сортов мяса, колбас и птицы. На завтрак он съел всего лишь кусочек хлеба с сыром, но не почувствовал голода. Он как будто пребывал в трансе. Всю свою сознательную жизнь Мирек был преданным партии коммунистом. Он читал партийные газеты, слушал речи руководителей и принимал участие в собраниях. Он, конечно, понимал, что не вся пропаганда — сущая правда, но при этом все же верил в марксистское учение. Он думал, что пропаганда с Запада была еще менее правдивой. Мирек остановился у газетного ларька и пробежал глазами многочисленные названия изданий на всех европейских языках. Смущение переполнило его. Он вернулся в мясной магазинчик и спросил у продавца почти зло, неужели мясо может купить каждый безо всяких талонов. Продавец улыбнулся. Он слышал этот вопрос уже много раз от поляков, чехов, венгров, румын. Вена — перевалочный пункт для покидающих свои страны беженцев из Восточной Европы.

— Все, что вам нужно, это деньги, деньги — и все, — ответил он.

Почти автоматически Мирек уже было полез в карман за деньгами, чтобы купить говяжью вырезку, лежавшую на прилавке прямо перед ним. За всю свою жизнь он только однажды ел говяжью вырезку. Это было, когда эта сволочь Конопка взял его с собой в ресторан в Кракове. Но он пересилил себя, ведь ему негде было готовить еду. Ладно, он обязательно найдет ресторан и закажет там жареную говядину на обед. Когда он опять вышел на улицу, его внимание привлекли люди. На улицах Москвы, Варшавы или Праги можно увидеть только мрачных, куда-то спешащих людей. Люди в Вене тоже двигались быстро. У них в руках были или пакеты с продуктами, или кейсы, или портфели, но главное — не было заметно ни одного мрачного или угрюмого лица. Даже полицейский-регулировщик был, похоже, весьма доволен своей жизнью. Мирек остановился у табачного ларька и купил пачку французских сигарет «Житан». Его товарищ по работе получил как-то такую пачку в подарок от главы делегации Французской компартии и дал Миреку попробовать одну сигарету. Ему они очень понравились. Он удивился, найдя французские сигареты в Австрии, но потом обнаружил в ларьке множество других сигарет из разных стран. Мирек уже было собрался купить коробок спичек, но тут увидел разноцветные зажигалки с надписью: «Можно перезаправлять». Он купил себе голубую и, закурив, продолжал играть с ней, будто был ребенком и это была его первая игрушка. На Александерплатц он нашел небольшое кафе под открытым небом, и, когда сел за столик, молодая белокурая официантка в платье в красную и белую клетку и в белом фартуке принесла ему меню и, улыбаясь, терпеливо ждала, пока он его изучал. Мирек решил не портить аппетит перед предстоящим за обедом мясом и заказал яблочный пирог и пиво. Он оценивающе смотрел вслед официантке, шедшей между столами, покачивая бедрами, а когда опять посмотрел на площадь, ему показалось, что там были только женщины и девушки. Их было множество, самых разных типов. Сперва он решил, что симпатичных все же больше, чем в Польше. Но потом отказался от своего первого впечатления. В Польше было не меньше красивых женщин. Просто он уже несколько недель не имел с ними дела. Скибор почувствовал желание, сильное и жгучее. Он уже было решил сходить в специальный квартал, который, как он считал, должен быть в любом городе, и уж тем более на загнивающем Западе, но тут же подумал, что, во-первых, ему не хватит на все денег, а во-вторых, он никогда этим не занимался, да и не было особой надобности. Он хорошо знал, что был достаточно привлекателен. Вот и сейчас некоторые женщины уже бросали на него заинтересованные взгляды. Не была исключением и официантка, поставившая перед ним тарелку и бокал с пивом. Мирек уловил тонкий аромат духов, заметил нежный пушок на ее руках и тонкие пальцы. Но тут все внимание Мирека переключилось на пирог, покрытый толстым слоем крема. Три часа спустя он наслаждался стейком и вином, и его мысли снова были заняты женщинами. Однако они моментально улетучились, как только ему принесли счет. У Мирека после его оплаты осталась пара шиллингов. Он подсчитал, что истратил примерно недельный заработок. У него не осталось денег ни на дискотеку, ни на бар, где можно было бы подцепить женщину. Этой ночью в своей «камере» Мирек думал о Беконном Священнике, потом мысли снова переключились на женщин. Будь он менее дисциплинированным, он бы занялся мастурбацией, но Мирек твердо пообещал себе заняться любовью только с любимой женщиной.