Во имя любви - [73]

— Что им нужно?

— По-моему, речь шла о Хомуте, — тактично напомнил ему Федор Павлович.

— Я пальцем для Хомута сейчас пошевелить не могу. — Кекшиев кусал губы с досады. — Дай бог отбрехаться.

— Значит, теперь им нужна ваша голова.

— Зачем? — Глаза чиновника испуганно округлились и стали похожи на чайные блюдца.

— Вот и я думаю, — усмехнулся Лавриков. — Зачем такая голова? Разве что для музея истории эпохи… Заспиртуют в назидание грядущим поколениям.

— Хватит, хватит, хватит! — снова завопил как полоумный Геннадий Церенович, но Лавру уже надоела эта истерия, и он стремительно ухватил визави за руку чуть выше локтя. До боли сдавил пальцы, что заставило Кекшиева немного согнуться.

— Тихо ты… — уже злобно, с негодованием, прошипел Федор Павлович.

Кекшиев сглотнул и мужественно взял себя в руки. Открыто посмотрел в глаза собеседнику.

— Выход какой, Лавр? Компромисс. Можно ведь что-нибудь придумать?

— Можно, — успокоил его Лавриков. — Отдавай.

— Что?

— То, что всегда брал. Что было смыслом каждого твоего шага. Бога своего отдавай, — саркастически заключил серию намеков Федор Павлович. — Деньги.

— Какие деньги? — Глаза Геннадия Цереновича бегали из стороны в сторону.

Но Лавр, в свою очередь, совершенно спокойно развернул захваченные из кабинета листы, выбрал среди них один и протянул распечатку Кекшиеву.

— Вот эти, — ответил он. — Это только полулегальные сбережения.

— Все? — Чиновник бегло просмотрел предложенный документ, и ему сделалось совсем дурно. — И нищим остаться?

Федор Павлович обезоруживающе улыбнулся.

— Я сейчас попрошу Санчо сделать распечатку нелегальных вкладов, — сказал он.

Лавр развернулся, намереваясь скрыться в своем кабинете, но на этот раз за руку коллегу схватил Кекшиев.

— Не надо… — покачал он головой. — То есть… мне предлагается отдать деньги бандитам? Так?

Лавриков склонился вперед и горячо зашептал на ухо Кекшиеву:

— Ты куда как хуже бандита, Гена. Ты маленький гнусный хапальщик, вечно прикрытый государственными должностями. Клоп. — Отстранившись, он уже спокойным и не терпящим возражений тоном добавил: — Деньги перечислишь до завтра вот по этому списочку. — Федор Павлович протянул собеседнику еще один лист.

Кекшиев снова окинул внимательным взглядом предложенную бумагу.

— Чьи это реквизиты? — поинтересовался он.

— Это лагеря для несовершеннолетних преступников, господин законодатель, — просветил Геннадия Цереновича Лавр. — Там всегда с хлебушком проблемы, и за электричество опять же платить нечем. Ваша благотворительная акция будет иметь успех.

— А если… — Кекшиев предпринял попытку встать в привычную для него независимую позу, но Федор Павлович отрицательно помотал головой.

— Вопрос не ко мне, — с ходу урезонил он большую административную шишку. — Я предлагаю лишь детишкам помочь. А если — «если», — дальнейшее просчитать не сложно. Вы отчасти профессионал. И знаете, что бывает, когда «если»… Квитанции о переводе — мне. — Лавриков по-приятельски похлопал Кекшиева по покатому плечу. — Для отчета.

— Перед кем? — снова растерялся Геннадий Церенович. Его полную лоснящуюся шею и лоб успели покрыть мелкие капельки пота. Но нырять в карман пиджака за платочком чиновник что-то не спешил.

— Перед Ним… — Указующий перст Федора Павловича ткнулся в область потолка.

Затем он, оставив ошалевшего Кекшиева топтаться в коридоре, шагнул за порог своих рабочих апартаментов. Пусть теперь этот скользкий тип думает что хочет. Пусть решает, как ему поступить. В конце концов, на то ему и дана голова. Но Лавр практически не сомневался, какое решение будет принято в итоге Геннадием Цереновичем. Не так уж велик предоставленный ему выбор. Жить-то всем хочется. Против этого уже не попрешь.

Санчо к моменту возвращения шефа по-прежнему сидел перед включенным компьютером и все с тем же интересом изучал справочник. Лавр погасил верхний свет, и Мошкину невольно пришлось прерваться. Теперь кабинет освещался только уличными огнями, а лицо Александра — экраном монитора.

Федор Павлович прошел к окну и остановился, глядя на поток машин внизу.

— Ну вот… — произнес он тихо. — Остался один Юрик…

— Давай я сам? — азартно предложил Санчо, откладывая толстенный фолиант и поднимаясь на ноги. — У меня здесь больше опыта.

— А у меня — плевки кровавые на лице… — парировал Лавриков. — Так что вторую щеку я начну подставлять не раньше чем с завтрашнего дня… — Он развернулся лицом к соратнику. — По машине ничего не нароют?

— Машина чистая, угонная, — заверил Федора Павловича Александр. — Там, в переулке, чуть повыше, реконструкция идет. Ее у забора и поставят. Ни одна собака внимания не обратит. Двадцать секунд после отмашки, и — по газам.

— Точно дай, — строго предупредил сообщника Лавриков.

Мошкин в очередной раз надулся. Больше всего на свете ему не нравилось, когда его работу ставили под сомнение. А ведь он всегда так старался. Можно сказать, душу вкладывал. Ну что за люди!

— Рассчитано все… — буркнул он и тут же решил поддеть самого Федора Павловича: — Не боишься замараться, Лавр?

Брошенная шпилька не достигла цели. Более того, Лавриков вообще не обратил на нее существенного внимания. Даже его взгляд был устремлен мимо Санчо, поверх лысой головы соратника.