Во имя любви - [31]

— С сучкой — понятно, — сказал он. — Вот пес… Что за пес? Я всех их знавал в округе… Кличка у пса есть?

— Кличка? — Андрей уже не очень четко видел черты лица сидящего перед ним мужчины. Изображение смазывалось одурманивающим действием алкоголя и застилавшими глаза слезами. — Кличку не слышал… Юрий Мякинец зовут. — И тут он неожиданно вскочил с кресла. Лавр машинально вскинул ствол. Но действия Семирядина не были агрессивными. — Да вы посидите, Федор Павлович! Мне с вами даже спокойней… Они утром приезжали и… Кассету сейчас достану. — Он, раскачиваясь на ходу, двинулся к пульту у входной двери. — У меня видеонаблюдение с записью. Все думал: зачем мне эта запись, лишний наворот, чтоб деньги содрать. И только сейчас понял — нужна, оказывается!.. Очень нужна запись! Всем нужна, чтоб видно было, кто к тебе пришел!.. — Он осекся на полуслове, и лицо озарилось улыбкой ненормального человека. — И мама там, если она сначала позвонила. Мама пришла и… не ушла…

— Э! Не плыть!.. — громко окликнул его Лавриков. — С мамой сам разберешься! Собаку давай!..

— Обязательно. — Взгляд Семирядина устремился куда-то мимо Лавра и сфокусировался, насколько это было возможно, на журнальном столике. — Только прежде скажите мне, господин Лавриков. Что все-таки стоит на столе? Водка или… ликер, настоянный на лепестках розы?..

Видение снова появилось перед лицом Андрея. Он видел злосчастную бутылку ликера. Несмотря на окрик Федора Павловича, хозяин дома плыл. И плыл уже основательно. Лавр перевел взгляд на стол, но тут же звук падающего тела вернул его внимание к Семирядину. Андрей Матвеевич упал. И не просто упал, а отрубился. Старый вор в законе поднялся с крутящегося кресла, убрал пистолет, а вместо него выудил свой новый мобильник.

— Санчо, команда собрана?.. — вопрошал он в трубку уже через секунду. — Посылай их в больницу немедленно. Там напротив маленькая гостиница есть, пусть снимут номер для отдыха. И — по двое у палаты, сам знаешь, как это делается, я заведующего предупрежу сейчас… У меня, к сожалению, есть основания торопиться… Потом…

Отключив связь, Лавр тут же начал набирать номер телефона заведующего отделением Игоря Карповича.

— Удачно я вас перехватил, Геннадий Церенович.

Мякинец буквально светился от счастья. Такое ощущение, будто он только что нашел оброненные кем-то по неосторожности сто баксов. Бок о бок с Кекшиевым он гордо вышагивал по коридору Государственной думы. Величие данной обители, пропитанное властью, не смущало Юрия. Казалось, что он только тем и занимался всю свою сознательную жизнь, что мерил шагами административные корпуса. Чувствовал себя как рыба в воде. Чего, кстати, нельзя было сказать о его спутнике. Геннадий Церенович, напротив, боязливо оглядывался через плечо и вел беседу тихо, почти шепотом.

— Мне бы не хотелось, чтобы ты здесь мельтешил, — сурово предупредил он Мякинца. — Больше пропуска не получишь.

— Обстоятельства поджимают, — признала Юрий, пожимая плечами.

— Ну?

Кекшиев остановился как раз напротив того самого злополучного дивана, на который не далее как вчера почти силком усадил его Мошкин. Правда, на этот раз приземляться на диванчик высокопоставленный чиновник не стал, а внимательно и пристально смотрел на своего нынешнего собеседника.

— Вы о Лаврикове спрашивали недавно, — напомнил Мякинец и тут же в лоб, без обиняков, поинтересовался: — Что-то общее есть?

Кекшиев нахмурился.

— Нет и быть не может, — с достоинством провозгласил он. — Разные группы крови. Антипатия взаимная. Подкатывал насчет одного… — Геннадий Церенович запнулся всего на полсекунды, — уголовного элемента.

— Хомут, да?

— Все-то ты знаешь, — покачал головой Кекшиев, но в его голосе непроизвольно просквозило восхищение.

— Это мой хлеб… — Мякинец расплылся в широкой улыбке. — Наш общий друг Хартман просит, — продолжил он почти без перехода. Помогите с… элементом. Пусть выпустят, потом снова заберут. У нас это просто…

Геннадий Церенович удивленно вскинул брови. Вот уж чего он не ожидал от Юрия и уж тем более от своего нового знакомого господина Хартмана, так это просьбы, связанной с личностью все того же Хомута. Ну подумать только! Не так, так этак достанут. Не мытьем, так катаньем, как говорится.

— С какой стати? — заносчиво вскинулся чиновник.

Мякинец огляделся по сторонам, убеждаясь, что поблизости нет ни единого свидетеля их с Кекшиевым беседы, и снова уставился на рыхлое, слегка отдающее желтизной лицо Геннадия Цереновича. Заложил руки в карманы пестрых просторных брюк и весь как-то ссутулился. Ну ни дать ни взять жиган натуральный.

— Ну, это не только ваш счет увеличит, — добродушно поведал Юрий. — Но и участие в самом проекте сделает более весомым, что ли… Проект застрял из-за того, что у Лаврикова есть… Как бы это сказать? — Мякинец замялся, подыскивая подходящее словосочетание. — Маленькая связка ключиков.

— Ключи ты умеешь отбирать без посторонней помощи, — иронично заметил Кекшиев, припоминая былые заслуги Юрия, известные ему еще по прежнему месту работы.

Уголовник и чиновник некоторое время молча изучали лица друг друга. Мякинец невольно отметил для себя, что, невзирая на нынешнее высокое положение на политическом поприще, прокурорский сотрудник заметно сдал. Состарился, осунулся. В глазах не было прежнего блеска. Да, время никого не щадит, будь ты мент или вор. Но сейчас не анализ личности Геннадия Цереновича являлся для Юрия первостепенным. Необходимо было дожать его, уговорить пойти на сделку.