Во имя любви к воину - [66]

Я надеялась, что будут и другие кандидаты, такие же как он, — честные, близкие к реальности, без личных амбиций, надеялась на то, что они пройдут.

Будущий парламент уже вызывал повсюду подозрения. Президент Карзай заявил, что боевики, согласные сдать оружие, смогут участвовать в выборах. Я слышала, как афганский журналист с болью и обидой уверял: «Это будет призрачный парламент воров. Эти выборы — средство для отмывания грязных наркотических денег».

Чистота, с которой Шахзада шел на выборы, меня восхищала — ни личного богатства, могущего ему помочь, ни прибыльного бизнеса, никакой персональной поддержки со стороны правительства или влиятельной группы. Если он подаст свою кандидатуру, он будет вооружен лишь одним — своей честностью, Я слышала, как он говорил старейшине: «Я ни разу ничего не украл, это дает мне право представлять мой народ. Я готов предстать перед их судом, мне не в чем себя упрекнуть». Я была этим глубоко тронута. Я знала слишком хорошо, что политическая игра, где бы она ни велась, подчиняется тем же законам жестокости, иногда цинизма. И я знала также, что Шахзада не понимал тогда, насколько его иллюзии заставят его страдать.

В деревне жена удерживала его от участия в выборах: «На что мы будем жить, если тебя изберут? Как ты будешь кормить всю свою семью?» А ведь Шахзада один поддерживал человек шестьдесят. Если он выдвинет свою кандидатуру, ему придется уйти с поста главы Комитета по делам племен, а значит, потерять зарплату. Он даже не знал, какое депутатское пособие ему будут выплачивать, если его выберут. А если не выберут, он все потеряет. Еще одна огромная ответственность, ложившаяся на его плечи.

Я колебалась. В какие-то дни я разделяла беспокойство Кути и склонялась к отрицательному ответу, в другие — мечтала, как Шахзада расправит крылья. Мне случалось думать, что судьба поставила меня на его пути, чтобы я его подтолкнула, вселила веру в себя, чтобы он нашел свое место. Мы знали друг друга уже три года, и я заметила, что он больше не хмурит брови, ну, может, лишь в случаях, когда очень чем-то недоволен. Кути тоже заметила это и сказала: «Ты уже не такой диктатор, с тех пор как узнал Брижитт». Однажды я спросила, чему его научила война. Он задумался: «Война… Разве война когда-нибудь заканчивается?» Потом признался, что раньше был человеком бескомпромиссным. Должность Главы комитета по делам племен научила его избегать обидных, ранящих слов, сдерживать гнев. Мы видели, что понемногу он становится более человечным. Но теперь ему было тесно на этом посту.

«Брижитт, решение в твоих руках», — сказал он после долгих дней телефонных разговоров и противоречивых доводов. Я выдохнула: «Иди. Ты победишь». Жребий был брошен. С этого дня у Кути не было ни ночи без кошмара, как во времена войны в горах, когда ее муж сражался вдали от нее.

За три месяца до выборов против демократического процесса было развязано насилие. Один из кандидатов был убит, и в этот же день Шахзада рано утром собрался на похороны в Кандагар. В Кандагар? Логово антиправительственных повстанцев? Он что, с ума сошел? Шахзада засмеялся: «Не волнуйся, я буду в машине начальника полиции». Но ведь именно официальные лица и были излюбленной целью террористов Аль-Каиды. Как только он вернулся, сразу позвонил: «Знаешь, что с нами произошло? У нас украли обувь на пороге мечети!» Он вспоминал любое смешное происшествие, чтобы рассеять мои страхи.

Через десять дней эта самая мечеть Абдул Раб Ахунд стала местом страшной резни. Там проходила церемония, посвященная убийству того самого кандидата. Талибы направили две живые бомбы на мотоциклах в толпу, выходившую из здания. Их мишенью был начальник полиции Кабула, генерал Акрам. Двадцать убитых, пятьдесят два раненых.

Несмотря на возросшую опасность, телохранители Шахзады охраняли его даже с большим рвением, чем раньше, несмотря на мизерную зарплату.

Однажды ночью, когда Шахзада спал глубоким сном, его разбудил шум у входа в дом. Мистер Кебаб, достойный старик, готовивший шашлыки для гостей, стоял на пороге растерянный, с непокрытой головой, — он, кого мы никогда не видели без тюрбана. Он молча стоял, вытаращив глаза, пытаясь взять себя в руки: «О, ты здесь, Хан Сахеб, ну тогда все хорошо». И вышел. Наутро Шахзада расспросил его о ночном визите. Бедняге приснился страшный сон: двое убивали Шахзаду на его глазах. Он проснулся в поту, выбежал из дома, пересек сад, взобрался по лестнице настолько быстро, насколько позволяли его старые ноги, и ворвался в дверь, чтобы спасти Шахзаду.

Страх покушения будоражил умы всех, кто любил и уважал его.

И он сам не был исключением. Одним мрачным вечером он попросил меня по телефону: «Обещай, что, если со мной что-то случится, ты не бросишь Кути и детей». Я знала обычай левирата, который заключается в том, чтобы передать вдову своему брату. И для меня, и для Кути была невыносима мысль об этом. Конечно, я поклялась.

Но я спрашивала себя, хватит ли у меня сил на это. Если с Шахзадой случится несчастье, я умру. Мое сердце остановится.

Глава 16 Расправить крылья

Прирученная птица жила в клетке.