Во имя любви к воину - [55]

Рядом со мной сел мужчина в пилотке, чуть моложе остальных, с маленькой дочкой на коленях. Он говорил немного по-английски, выучив язык в Кабуле, когда был студентом-медиком. Деревня, объяснял он мне, многим обязана Моманд-Хану. Это он просил у правительства, чтобы здесь построили четыре школы для окрестных детей, две — для мальчиков, две — для девочек.

Жизнь на этой горной вершине не всегда была спокойной. В прошлом году племени пришлось взяться за оружие и воевать с пакистанцами, которые пытались захватить земли выше в горах и отодвинуть границу, разделяющую Пакистан и Афганистан. Пакистанцы, раздосадованные неожиданным отпором, сообщили американцам ложную информацию о том, что якобы в деревне получили убежище члены Аль-Каиды и талибы. Конечно, они надеялись, что американцы разбомбят кухихейлов. Один из старейшин рассказал мне, что этого удалось избежать только благодаря репутации Шахзады, который боролся с Аль-Каидой и фундаменталистами в течение шести долгих лет.

На этой земле ничего не росло без воды. Я знала, что у них ничего нет, все их богатство — лишь несколько лошадей. Однако они зарезали барана в нашу честь.

Когда мы собирались уезжать, тот врач, что говорил со мной, «от лица жителей деревни» вручил мне большой пакет. Я осторожно открыла его. В нем было тяжелое вискозное полотно, имитирующее велюр, которое могло служить отличной накидкой от ветра. Не сомневаюсь, что кто-то из жителей пожертвовал им ради меня. Я, растроганная, закрыла глаза. Я не представляла, каким образом эти гостеприимные, добрые люди могли превращаться в бездушных бойцов, но знала, что это возможно.

В машине Шахзада подвел итоги нашего визита в своей язвительной манере: «Вам повезло. Их прадеды резали горло неверным».

Но у нас остались самые лучшие воспоминания.

Глава 12 Бастионы

Шахзада владел участком на скалистом плато в Гуште, стране момандов. Невысокая горная гряда, меняющая цвет, охраняла плато от ветров. К востоку была видна глинобитная деревня, которая, казалось, родилась вместе с холмом, к которому приникла, — настолько она растворялась в нем. Будто оазис посреди пустыни. У подножия — тоненькие деревья. Пастух гнал небольшое стадо бычков и коз; виднелись силуэты женщин в ярких одеждах, с тюками на головах. Из-за оптического обмана они, казалось, плыли над нежно-зеленоватым озером. Но это были всего лишь посевы пшеницы, мимо которых они двигались своей королевской походкой. Пейзаж искажался и дрожал от зноя. Мы наблюдали его с участка, который Шахзада недавно приобрел.

Он решил построить здесь дом для всей своей семьи. Под семьей он подразумевал Кути, их общих детей, племянников и — меня. «Когда дом будет закончен, ты приедешь ко мне», — пообещал он. Закончится бесконечное снование между Джелалабадом, Кабулом и его деревней. Он страдал от этого так же, как и я. Мы будем вместе. «Все праздники ты будешь проводить с нами и везде будешь ездить со мной». В деревне родные регулярно справлялись обо мне. «Почему она больше к нам не приезжает?» — спрашивали они. В этом я усматривала признак того, что они готовы принять меня в семью. Увы, несколько месяцев назад пакистанцы аннексировали эти зоны у афганских племен, запретив иностранцам оставаться там на ночь. Так что въезд в деревню мне был запрещен.

Шахзада не терял времени. За эти несколько месяцев он возвел стену длиной в несколько сотен метров, положив начало укрепленному замку. «Кала» у пуштунов означает крепость в средневековом стиле, способную разместить до сотни людей — от главы клана до слуг. Эта же крепость будет в два раза больше обычной. Презрев всякие экологические нормы, Шахзада взорвал горную скалу, и теперь ее блоки, распиленные и обработанные, сложились во впечатляющую стену, высотой минимум три метра. А оставшиеся три метра, объявил он, будут построены из бетона. Что? Бетон на этой восхитительной скале?! Я яростно запротестовала. Бог с ней, с природой, ее охраной и экосистемой — я добилась, чтобы стена была целиком из камня.

Внутри была лишь груда камней и солома. На земле был выстроен лабиринт, высотой всего в несколько сантиметров, который обозначал расположение будущих комнат. Шахзада провел меня на середину этих гигантских «классиков». Тут он планировал зеленый сад, здесь — большую комнату, самую просторную, «нашу комнату, для тебя, Брижитт», сказал он мне на нашем языке. Я вздрогнула. Согласно его планам, моя комната будет рядом с комнатой его жены. Я сказала ему об этом. Было ясно, что наша совместная жизнь никогда не будет уединенной.

Другая половина этого маленького королевства будет превращена в дом для гостей на сто пятьдесят человек — вождь момандов предоставлял им стол и кров.

Конечно, этот дом заставит о себе говорить. Слишком большой, слишком красивый. Откуда у него столько денег, спросят люди. Несмотря на внешний лоск, Шахзада не был богатым человеком, совсем наоборот. Поэтому работы будут продвигаться в зависимости от наличия средств, не одним махом. Двоюродные братья советовали ему обогащаться, пользуясь своим социальным положением, но он качал головой: «Я не хочу быть богатым. У меня есть все необходимое, мне больше ничего не надо, я счастлив и так. Деньги отдаляют от реальности, а я хочу понимать тех, кто беднее меня». Я любила его и за это тоже. Я была ему глубоко благодарна за то, что он был тем, кем был.