Во имя истины и добродетели - [48]

И с этими словами сел Сократ на место, встреченный одобрительными улыбками друзей.

И вышел вперед главный судья и сказал железным голосом:

— Мы ждали от тебя раскаянья, Сократ, но ты пренебрег такой возможностью! Так пожинай плоды своего безрассудства! Голосуйте, судьи!

И устремились выборные судьи к кучкам камешков и, беря кто белый, кто черный, стали их бросать отдельно: черные к черным, белые к белым. И когда вернулись все на место, подсчитали счетоводы голоса, и возгласил главный судья:

— Итак, граждане, за оправдание Сократа голосовало 221 человек, против — 280! А теперь, Сократ, надлежит тебе самому избрать себе кару. Выбирай же — смерть или изгнание!

И, поднявшись, сказал Сократ с добродушной улыбкой:

— Признаться, не думал я, афиняне, что перевес голосов будет так мал. Что же касается наказания, то смерть и изгнание для меня равносильны. Но я предпочел бы какое-нибудь третье…

И спросил главный судья:

— Какое? Говори!

И сказал Сократ, тая в губах лукавую усмешку:

— Что же мне выбрать? Что кстати человеку бедному и старому, кто нуждается к тому же в ваших назиданиях? Да вот что — поместите-ка меня в обиталище священных змей на Акрополе. Там я для вас буду безопасен и вы мне не станете докучать. И хорошо бы, если каждое утро вы приносили к моим дверям несколько штук медовых лепешек, которые вы столько веков благоговейно подносите Змею Эрехтею, сыну Афины Паллады. Ведь я, как мне кажется, сделал больше доброго и меньше злого, чем какая-то божественная скотина…

И ценящие шутку афиняне разразились хохотом и шумом одобрения.

Сократ же продолжал:

— Выходит, вы одобряете мой выбор? Ну, вот, видите: сами вы, оказывается, не способны даже придумать осужденному должное наказание! А раз так, то ваше жалованье, судьи, по праву принадлежит мне!..

Но, истолковав неверно эту шутку, бранью встретили ее разгневанные афиняне:

— A-а, так ты вздумал поносить наших судей!

— Вспомните, сограждане, ведь изменник Алкивиад и узурпатор Критий — ученики Сократа! Вот кого готовит нам из молодежи его хваленая мудрость!

— Пусть изопьет горькую чашу до дна!

— Смерть ему, а не изгнание!

И в ярости кинулась ближайшая толпа, чтобы побить Сократа, но, поднявшись с мест, стеной заслонили учителя друзья его, а стражники разогнали толпу. И, перекрикивая вопли афинян, возгласил главный судья:

— Выборные! Голосуйте за приговор! — И тем восстановил в народе мертвую тишину.

И, косясь на Сократа одни озлобленно, другие с сожалением, потянулись судьи к кучкам камешков, черные кидая влево, а белые вправо. И, посчитав в обеих — и на глаз было видно — не равновеликих кучках камешки, сообщил счетовод на ухо главному судье результат, и железный голос объявил:

— Итак, за изгнание — сто сорок один! За смертный приговор — триста шестьдесят! Последнее слово тебе, Сократ!

И, выступив вперед, сказал Сократ, потрясенный скорой расправой над ним:

— Я ухожу отсюда, приговоренный вами, афиняне, к смерти, а мои обвинители уходят, уличенные в злодействе и несправедливости. Вы думаете, что, умерщвляя людей, вы принудите других таких же, как я, отказаться от порицания нечестия вашей жизни? Заблуждаетесь! Такой способ самовыгораживания и не вполне надежен и не чист. А вот вам способ самый надежный и легкий: самим стараться быть как можно лучше, а рты другим не затыкать, потому что свобода говорить и спорить есть величайшее благо для людей! Но уже пора идти отсюда, мне — чтобы умереть, вам — чтобы жить, а что из этого лучше, никому не ведомо, кроме богов!..

И в молчании сограждан вытянул руки Сократ, и, надев на них железные оковы, повел его стражник в тюрьму…

Когда же вышел из суда Сократ, встретила его рыдающая Ксантиппа и, пробившись сквозь толпу зевак, громко возопила мужу:

— Ты осужден безвинно, Сокра-ат!

— А ты бы хотела, чтобы заслуженно? — ответил ей Сократ и попросил друзей проводить Ксантиппу домой.

…Но скорый суд не завершился скорой казнью, и суждено было Сократу тридцать дней еще прожить в тюрьме, ибо накануне дня судилища настал делосский праздник Аполлона, и отправились на остров Делос корабли со священным посольством и с хорами из лучших певцов и, по древнему обычаю, всем казням в Афинах давалась отсрочка в праздник — до возврата кораблей из Делоса домой. И, в просветлении духа, с невозмутимостью сносил Сократ холодный мрак своей темницы, радуясь что боги предоставили ему еще одну возможность беседовать с друзьями и размышлять.

И в один из последних дней отсрочки, на рассвете, со скрежетом железным отворилась дверь к Сократу в каменную одиночку, и, пробужденный ото сна, приподнялся с деревянного ложа Сократ и, увидев благообразное лицо Критона, спросил:

— Что это ты пришел в такое время, Критом? Или не так уж рано?

— Едва светает, — сказал Критон, садясь в ногах Сократа.

— Удивляюсь, как это тюремный страж впустил тебя.

— Он ко мне уже привык, к тому же я отчасти и ублаготворил его. Удивляюсь я тебе, Сократ, — с улыбкой продолжал Критон, — как сладко ты спишь, невзирая на беду, постигшую тебя. И прежде я часто дивился твоему счастливому характеру и тем более дивлюсь теперь…

— Но ведь было бы нелепо, Критон, в мои-то годы роптать на то, что приходится умирать.