Во имя Долга - [76]

— Как он там? — поинтересовался Зуев.

— Хорошо. Тоже скучает, — улыбнулась я.

— Он тебе сам так сказал?

— Разумеется! — кивнула я. Несколько секунд мы помолчали, просто разглядывая друг друга.

— Ты очень красивая, особенно когда улыбаешься, — с задумчивой усмешкой проговорил он. — Очень хочется… ай, чёрт, всё, время разговора вышло, — поморщился мужчина. — Пойду я; постараюсь ещё выкроить пару минут, выйти на связь. Мелкому привет, — сообщил он и отключился.

А я ещё некоторое время сидела, пялясь в пространство, и настроение у меня было очень странное. С одной стороны, с губ не хотела уходить улыбка, а, с другой, сердце наполняла щемящая грусть. Какой он, всё-таки, замечательный, как мне с ним повезло, и как я о нём скучаю.

Удивительно, как быстро этот мужчина занял в моём сердце так много места, что я даже представить себя без него не могу. И остаётся только порадоваться, что это его ежедневное продолжительное отсутствие — временная мера. А ведь некоторые так живут всю жизнь! Смогла бы я ждать его по полгода, не то что не видя днями, а вообще не получая никаких весточек, как, например, ожидала своего мужа Леся?

Да глупый вопрос, куда бы я делась! Конечно, ждала: если любишь, дождёшься всегда. Но очень надеюсь, что не придётся проверять это на практике.

Семён Зуев.

Как практика в очередной раз подтвердила теорию, человек ко всему привыкает. Матерится, дёргается, проклинает всех и всё, но привыкает. И я вот тоже привык по восемнадцать часов в сутки посвящать полезной деятельности, и бывшие мои коллеги и нынешние подчинённые — начальники отделов моего направления, — тоже привыкли. Я ругал Мартинеса, они — меня, но работали.

Ударная работа, однако, принесла нужные плоды. Через установленный месяц мне было, что предъявить генералу, и ещё через пару недель я даже сумел позволить себе выходной и хоть частично выспаться. А потом и вовсе освоился, втянулся, и жизнь приобрела определённую стабильность. Так что к концу зимы я сумел разгрестись настолько, что выбил из Мартинеса пару недель отпуска, на которые было назначено событие, и так безнадёжно откладывавшееся незнамо сколько времени. А я всё-таки привык доводить начатое до конца и планы реализовывать. Сказал — женюсь, значит, надо.

Напрасно только я сообщил об этом родителям. Надо было по-тихому взять Рури за шкирку и утащить в регистрационный центр, оформить отношения и не дёргаться. О какой церемонии может быть речь, если у молодожёнов уже ребёнок во всю подрастает, и хоть не ходит, но ползает довольно бодро?! Так ведь нет, любимая мама сбила мою зверушку с истинного пути, и поставили меня перед фактом организации торжественного события по всем правилам. Как высказалась госпожа Зуева, «должна же я хоть на одного ребёнка под венцом с удовольствием полюбоваться».

Я напомнил ей про Варьку, которой, насколько я знал, были предъявлены те же аргументы, и сестрёнку удалось упаковать в подвенечное платье. На что мне возразили, что торжества не получилось, всё было скромно и тихо.

В общем, у мамы случился творческий зуд, ей хотелось активной деятельности и шумного разгула с пышным праздником. Учитывая, что меня клятвенно обещали в процесс подготовки не включать, и вообще лишний раз не трогать, я решил смириться и поступить мудро. Пусть женщины развлекаются, если им неймётся.

О том, какой это было ошибкой, я узнал непозволительно поздно.

Нет, поначалу всё было даже очень неплохо. Дома оживлённая суета, любимая женщина в приподнятом настроении и о чём-то своём радостно хихикает, малолетний отпрыск бодр и по большей части весел. Гармония!

А потом меня выгнали из дома. В пятницу, в заключительный мой рабочий день перед знаменательным событием и отпуском, меня вызвала мать и сообщила, что за невестой я могу приехать только завтра в назначенный час в парадном виде. А где буду болтаться до завтра, это никого не волнует, потому что, мол, я тогда всё испорчу, и плохая примета видеть невесту до свадьбы. Аргументы, что невесту эту я до свадьбы не только видел, но и вообще неплохо познакомился, а приметы — пережитки древности, в расчёт не принимались. Похоже, мою мудрость дома приняли за покладистость и всепрощение, и решили торжественно сесть на шею.

Запоздало пришло осознание. Учитывая деятельную натуру мамы и некоторые её нездоровые порывы, которые сама Олеся Зуева называла «романтичностью», давая согласие на это безобразие я здорово облажался. Поскольку сам я довольно смутно представлял, как может выглядеть свадебное торжество «по правилам», — дефекты воспитания и свойства образа жизни, что поделать, — я заглянул в галанет.

Через пару минут я почувствовал, что волосы на голове предпринимают попытку встать дыбом, а через десять — что у них это, кажется, уже получилось. Пришлось срочно отключаться и думать, как теперь с этим бороться.

Одно было ясно. Если я завтра явлюсь на это развлечение неподготовленным, у меня есть шанс разругаться в хлам со всей семьёй. Хотелось верить, что совсем уж до идиотизма они не опустятся, но наше с мамой понимание допустимого и разумного могло различаться очень сильно. В общем, для начала следовало собрать разведданные, а потом уже строить планы.