Во имя человека - [9]
Долгое время Вишневский не рисковал применять анестезию при операциях печени и желчных путей.
Это не было недоверием к собственным силам. На пути ученого стояла другая преграда – утверждение хирурга Керра, его решительное «нет». «Врач, который найдет средство, – утверждал он, – соединяющее в себе преимущества эфира и хлороформа без их недостатков – поражать легкие и сердце, печень и почки, – будет лучшим хирургом своего времени и заслужит не одну, а десять Нобелевских премий». Так говорил человек, проделавший тысячи операций на печени, не раз наблюдавший пагубные свойства наркоза без малейшей надежды найти выход из тупика. Мог ли Вишневский быть настолько нескромным, чтобы приписать себе заслугу, о которой говорил Керр, или не посчитаться с его мнением?
«Он, конечно, был прав, – уверял Вишневский себя, – ведь никто еще в истории такой операции под местной анестезией не делал».
Вишневский до тех пор покорно следовал суждению немецкого хирурга, пока предположение, далекое от научной строгости, не овладело им: «Керр был огромным и грузным, руки большие, движения неуклюжие, – может быть, поэтому у него не выходило?»
Трудно себе представить менее убедительное предположение. Всему миру известно, что физические достоинства и недостатки хирурга нисколько не повинны в действенности анестезии…
Операция на печени была проведена Вишневским блестяще, ни одного стона больной не проронил. Само собой разумеется, что успех оператора не вытекал из благодатных преимуществ его конституции перед конституцией Керра.
Когда молодые врачи спросили Вишневского, что дало ему уверенность в том, что можно оперировать печень под местной анестезией, он объяснил:
– Чем больше я приглядывался к органам и тканям, тем более убеждался, что они как бы отгорожены друг от друга, заключены в тканевые футляры. Природа словно создала это приспособление, чтобы облегчить нам анестезию. То, что возможно в полости живота, решил я про себя, должно успешно осуществиться и в полости любого органа.
Мысль о том, что удачи и неудачи хирурга в большой мере зависят от него самого, от того, в какой степени он Щадит организм, уже не оставляет Вишневского. Теперь во всякой неполадке за операционным столом и в плохом самочувствии больного в постели, после операции, он ищет в первую очередь собственную вину.
У больного после удаления аппендикса началась закупорка вен на ногах. Много времени спустя то же самое повторилось с другим. Трудно предположить взаимосвязь между отростком кишечника и образованием тромбов в сосудах ноги.
«Я в последнее время стал невнимателен, – решает ученый, – грубо оперирую, нехорошо… Толчкообразные уколы шприцем могли ранить ткани, холодный новокаин тоже мог стать источником травмы».
Он вырабатывает плавность в манипуляциях, начинает применять теплый раствор новокаина, и осложнения больше не повторяются.
В 1922 году малоизвестный провинциальный профессор сделал на съезде хирургов в Москве сообщение об операциях на желчных путях под местной анестезией. Он привел материал двадцати двух случаев обезболивания и твердо настаивал, чтобы больных с желчнокаменной болезнью, особенно страдающих печенью, оперировали по его новому методу, именуемому «ползучим инфильтратом».
Знаменитый уролог, бывший лейб-медик, неожиданно заинтересовался провинциалом.
– Кто был вашим учителем? – спросил он его.
– У меня не было учителей, я сам учился.
Ответ был странный, но хирурга не очень смутил. Бывают, конечно, и такие явления, суть не в этом, – то, что профессор сегодня сообщил, очень важно и любопытно. Не согласится ли Вишневский сделать и съезду урологов такой же доклад? Было бы истинным несчастьем, если бы отечественная урология не познакомилась с методом ползучего инфильтрата.
Казанский профессор не преминул согласиться и выступил с сообщением об оперативном удалении предстательной железы под местной анестезией. Вслед за докладчиком взял слово председатель урологического съезда, бывший лейб-медик, всеми признанный авторитет в урологии. Он деликатно намекнул, что метод Вишневского – очередной перепев неудавшейся теории Шлейха. Собственный опыт дает ему основание усомниться в верности того, что здесь было доложено. Оппонент не сердился, ничего оскорбительного о докладчике не сказал и все-таки многого добился: новый метод анестезии был скомпрометирован, едва он явился на свет.
Какая нелепость сравнивать слабые попытки неудачника немца с законченным методом, благодетельным средством оперировать без боли людей! Ничего общего! Наука немыслима без преемственности идеи, но кто осмелится утверждать, что в методе ползучего инфильтрата есть что-нибудь из принципов Шлейха…
Вишневский стал жертвой собственной неопытности. Он должен был знать, что председатель – хирург и делает также операции на желчных путях. Прежде чем утверждать, что местное обезболивание имеет преимущества перед наркозом, Вишневскому следовало подумать, как на это посмотрят другие. Не мог же он серьезно надеяться, что знаменитые хирурги станут обучаться его новому методу у него – провинциала из Казани.
Председатель не забыл эту дерзость Вишневского. Он привел на заседание ученых-хирургов одного из больных, оперированных автором ползучего инфильтрата.
«Повесть о хлорелле» автор раскрывает перед читателем судьбу семьи профессора Свиридова — столкновение мнений отца и сына — и одновременно повествует о значении и удивительных свойствах маленькой водоросли — хлореллы.
Александр Поповский — один из старейших наших писателей.Читатель знает его и как романиста, и как автора научно–художественного жанра.Настоящий сборник знакомит нас лишь с одной из сторон творчества литератора — с его повестями о науке.Тема каждой из этих трех повестей актуальна, вряд ли кого она может оставить равнодушным.В «Повести о несодеянном преступлении» рассказывается о новейших открытиях терапии.«Повесть о жизни и смерти» посвящена борьбе ученых за продление человеческой жизни.В «Профессоре Студенцове» автор затрагивает проблемы лечения рака.Три повести о медицине… Писателя волнуют прежде всего люди — их характеры и судьбы.
Предлагаемая книга А. Д. Поповского шаг за шагом раскрывает внутренний мир павловской «творческой лаборатории», знакомит читателей со всеми достижениями и неудачами в трудной лабораторной жизни экспериментатора.В издание помимо основного произведения вошло предисловие П. К. Анохина, дающее оценку книге, словарь упоминаемых лиц и перечень основных дат жизни и деятельности И. П. Павлова.
Книга посвящена одному из самых передовых и талантливых ученых — академику Трофиму Денисовичу Лысенко.
Сборник продолжает проект, начатый монографией В. Гудковой «Рождение советских сюжетов: типология отечественной драмы 1920–1930-х годов» (НЛО, 2008). Избраны драматические тексты, тематический и проблемный репертуар которых, с точки зрения составителя, наиболее репрезентативен для представления об историко-культурной и художественной ситуации упомянутого десятилетия. В пьесах запечатлены сломы ценностных ориентиров российского общества, приводящие к небывалым прежде коллизиям, новым сюжетам и новым героям.
Александр Поповский известен читателю как автор научно-художественных произведений, посвященных советским ученым. В повести «Вдохновенные искатели» писатель знакомит читателя с образами и творчеством плеяды замечательных ученых-паразитологов.
«Как раз у дверей дома мы встречаем двух сестер, которые входят с видом скорее спокойным, чем грустным. Я вижу двух красавиц, которые меня удивляют, но более всего меня поражает одна из них, которая делает мне реверанс:– Это г-н шевалье Де Сейигальт?– Да, мадемуазель, очень огорчен вашим несчастьем.– Не окажете ли честь снова подняться к нам?– У меня неотложное дело…».
«Я увидел на холме в пятидесяти шагах от меня пастуха, сопровождавшего стадо из десяти-двенадцати овец, и обратился к нему, чтобы узнать интересующие меня сведения. Я спросил у него, как называется эта деревня, и он ответил, что я нахожусь в Валь-де-Пьядене, что меня удивило из-за длины пути, который я проделал. Я спроси, как зовут хозяев пяти-шести домов, видневшихся вблизи, и обнаружил, что все те, кого он мне назвал, мне знакомы, но я не могу к ним зайти, чтобы не навлечь на них своим появлением неприятности.
Изучение истории телевидения показывает, что важнейшие идеи и открытия, составляющие основу современной телевизионной техники, принадлежат представителям нашей великой Родины. Первое место среди них занимает талантливый русский ученый Борис Львович Розинг, положивший своими работами начало развитию электронного телевидения. В основе его лежит идея использования безынерционного электронного луча для развертки изображений, выдвинутая ученым более 50 лет назад, когда сама электроника была еще в зачаточном состоянии.Выдающаяся роль Б.
За многие десятилетия жизни автору довелось пережить немало интересных событий, общаться с большим количеством людей, от рабочих до министров, побывать на промышленных предприятиях и организациях во всех уголках СССР, от Калининграда до Камчатки, от Мурманска до Еревана и Алма-Аты, работать во всех возможных должностях: от лаборанта до профессора и заведующего кафедрами, заместителя директора ЦНИИ по научной работе, главного инженера, научного руководителя Совета экономического и социального развития Московского района г.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Ни один писатель не может быть равнодушен к славе. «Помню, зашел у нас со Шварцем как-то разговор о славе, — вспоминал Л. Пантелеев, — и я сказал, что никогда не искал ее, что она, вероятно, только мешала бы мне. „Ах, что ты! Что ты! — воскликнул Евгений Львович с какой-то застенчивой и вместе с тем восторженной улыбкой. — Как ты можешь так говорить! Что может быть прекраснее… Слава!!!“».