Во имя человека - [6]

Вместо того чтобы пойти на кран, я стал медленно подниматься по трапу на берег. Посередине его остановился, держась одной рукой за перила, сильно раскачался, как в детстве на доске: трап был укреплен нормально. Поднялся, вышел на берег. Оба троса растяжек были закреплены за костыли. Перила установлены по правую руку, если спускаться, потому что спускаться по трапу труднее, чем подниматься. Нагнулся: трос с одной стороны был намотан на костыль и затянут обычным узлом, а не морским, каким пользуемся мы.

Вернулся на понтон. Выбрал момент, когда Енин взял песок с баржи, — и поднялся на кран.

Миша Пирогов, щупленький и белобрысый, сидел на скамье у топки, читал учебник физики. Миша заочно учился вместе со мной, только я перешел уже на пятый курс, а он — на второй.

Миша кивнул мне. Енин обернулся, молча и серьезно посмотрел на меня. И хоть ушанка его была надета по-обычному косо, а треугольный нос далеко выступал вперед, ничего смешного сейчас в этом не было. Мы секунду молча глядели друг другу в глаза, потом он отвернулся, продолжая работать, а я постоял еще и послушал: лента тормоза подъема так же пищала.

Спустился. Тетя Нюра вопросительно посмотрела на меня из кухни. А в ее кубрике продолжала плакать Катя. Я не выдержал и пошел к ней.

Катя лежала под одеялом лицом в подушку, прижимаясь к ней, обхватив ее голыми руками. Я видел только ее светлые пушистые волосы, загорелые руки и спину, открытую вырезом майки. Даже сквозь одеяло чувствовалось, как напряжено ее длинное тело. Я понял, что Катя все это время старается сдержать рыдания, прижимаясь к подушке. И неожиданно для себя ласково погладил ее по голове.

Катя вздрогнула, умолкла и тело ее чуть расслабилось. Она медленно приподнялась, опираясь локтем о постель, повернула ко мне распухшее от слез, но все же красивое лицо. Мигнула заплаканными глазами, поняла, что это я, прошептала:

— Серега!.. Родной… — и взяла меня за руку, потянула к себе: — Как же я теперь буду, Серега?! — Она зарыдала, глядя на меня, не пряча лица, судорожно сжимая мою руку.

Я сел на койку. Катя крепко обхватила голой рукой мою шею, ткнулась мокрым лицом мне в грудь. Я поглаживал ее волосы, и рыдания постепенно стихли, тело перестало дрожать…

— Только не уходи, Серега, только не уходи, иначе я не знаю, что!.. — сбивчиво выговорила она, снова прижалась лицом к моей груди.

Она плакала, обнимая меня. Потом вдруг замолкла, несколько раз глубоко и прерывисто вздохнула, заснула внезапно, как засыпают, наплакавшись, дети.

Я прилег рядом с ней, обнимая ее за плечи, а она все не отпускала мою шею. И я знал уже, что не уйду до тех пор, пока в состоянии Кати не наступит перелом.

Очень хотелось курить. Неторопливо вспоминал все, что касалось Кати, Игната, меня…

Слышал, как буксир увел пустую баржу, поставил на ее место груженую. Енин и Пирогов продолжали работать, тетя Нюра ни разу не подошла к двери своего кубрика, мимо часто пробегала Санька…

Не знаю, сколько прошло времени, только за окном был уже поздний туманный осенний рассвет.

Вдруг опять прогремели поспешные Санькины шаги, она подбежала к двери, остановилась. Я ждал.

— Серега, следователь!.. — прошептала наконец она.

И сразу же в коридорчике перед дверью послышались еще чьи-то шаги, дверь кубрика приоткрылась, на меня посмотрели внимательные серые глаза…

Мужчине было лет сорок, на худом лице его перекатывались крепкие желваки. За его спиной я увидел растерянное лицо врача, этой ночью приводившего меня в чувство.

Я осторожно высвободил руку из-под плеч Кати и встал.

Она вздрогнула, дыхание ее сбилось… Потом обняла рукой подушку, задышала ровно и спокойно.

— Пусть еще поспит, — негромко проговорил я и вышел из кубрика, тихо и плотно прикрыл за собой дверь.

— Я следователь Кузьмин, — сказал мне мужчина; на нем было осеннее гражданское пальто, теплый красно-черный шарф, в одной руке он держал толстую кепку, во второй — тоненькую кожаную папку. — Вы механик этого крана Колосов? — спросил он меня, неторопливо и внимательно вглядываясь.

— Да я же вам говорила! — нетерпеливо вскрикнула Санька за его спиной.

Кран не работал, вся команда была здесь. Кузьмин так же спокойно-внимательно смотрел на меня, будто и не слышал голоса Саньки. Я кивнул, показал на кубрик тети Нюры:

— А там спит Екатерина Соколова.

Ни в глазах, ни на лице следователя ничего не изменилось.

— В каком порядке вы будете нас опрашивать? — спросил я его и пояснил: — Кран не может стоять. — И точно в подтверждение моих слов на берегу загудел самосвал.

— А вам как удобнее будет? — просто и тихо спросил Кузьмин.

— Енин и Пирогов, — я кивнул на Сашку с Мишей, — работают уже вторую смену. Лучше бы сейчас нам с Ивановой сменить их.

Все тревожно молчали. Кузьмин поглядел на Енина с Пироговым, потом на Саньку, обернулся ко мне:

— Хорошо. Тогда мы с доктором Козыревым сначала произведем осмотр тела Прохорова, потом я побеседую с членами вашей команды, а потом поговорю с вами, Сергей Сергеевич, и с Александрой Ивановной Ивановой. С Павлом Петровичем Мирошниковым я уже разговаривал, еще кое с кем из работников причала, с шоферами. Вот только с командой той баржи, которую вы разгружали в вечернюю смену, поговорить мне не удалось.