Во фронтовой «культбригаде» - [54]

– Есть, товарищ начальник.

– Ну смотрите.

Страна чудес…

* * *

«Боже, как грустна наша Россия! – воскликнул Пушкин после чтения «Мертвых душ». – Не в силе Бог, а в правде. Трагедия русского народа в том, что русская власть никогда не была верна этим словам».

Гоголь действительно уникальное явление, как и Храм Василия Блаженного, как Мусоргский, так и Гоголь. Ну, есть такие уникумы, которые вне закона.

Я делал рисунки к спектаклю «Ревизская сказка» по Гоголю: вешалка такая – тут бесконечные шинели, шинели, шинели, а тут галоши, галоши, галоши. Там все были в шинелях. Вырезался кусок занавеса – кусок, его откидывают, и это уже пелерина. Так начиналась «Шинель»…

«Преступление и наказание» Достоевского я несколько раз ставил: в Вашингтоне ставил, в Будапеште.

В Будапеште у «Преступления…» совсем другой вариант был, совсем другой дизайн, хотя это Давид Боровский делал также со мной. Там были такие три подворотни, глубокие ворота металлические, ржаво-железные. И он совсем по-другому выглядел. И центральные ворота уходили в глубину и там открывалась дверь на улицу. И был очень сильный момент – премьера была зимой – и распахнулись эти двери и оттуда холод, даже в Венгрии шел снег на улице, и вот оттуда пошли каторжники, с улицы прямо на зрителя, и пахнуло холодом, и я увидел сильную реакцию зрителя. Он в этом театре никогда не видел такого хода. Для этого театра, довольно традиционного, это было такое… примерно как в опере «Дон Джованни», где оркестр восседал на сцене, а дирижер свободно ходил по ней и дирижировал – также это было для них неожиданно. И многие их старые актеры прославленные были в какой-то оппозиции. Был очень мудрый старый у них руководитель Золтан Варкони, весь из капитализма. И в социалистической Венгрии он был такой же белой вороной, как я в его театре. Но мы с ним были очень вежливы, и у нас были отношения безукоризненные.

Когда меня выгнали из СССР и я начал скитаться, меня всегда поражало, что все знают Достоевского, а я его очень любил. У меня постановки Достоевского «покупали», и я мог жить. Я поставил пять раз «Преступление…», один раз «Бесы» – и это мне помогло выживать. И я выиграл у эмигрантов пари. Собрались злые эмигранты – когда я был в Америке – несколько волн последних. И они говорили:

– Мы не хотим вас огорчать, Юрий Петрович, но хотите, давайте пари любое, что на спектаклей десять кто-нибудь придет. А потом… Кому нужен ваш тут Достоевский? Им совершенно ничего не надо.

– Ну давайте пари, – большой стол сидел, начали пари заключать, достигли десяти тысяч долларов.

– Давайте спорить, через три дня это решится, будет премьера, и мы посмотрим, сколько продано билетов, сколько пройдет спектаклей. Установим канон – десять, то есть вы за то, что и десять не пройдет, да? Я спорю с вами.

Но они испугались спорить, потому что, видимо, поняли, что проиграют. И тут они стали отступать. Говорят:

– Давайте спорить на ужин хороший.

– Да я вас и так накормлю, без спора!

Прошло семьдесят с аншлагами, и стоячий билет стоил десять долларов. Для Америки это вообще феноменально…

Свидригайлов – очень интересная фигура вообще. И интересно, как она меняется со времени написания романа. Идет развитие жизни, общества, и очень, за эти полтора века или больше даже – с момента написания романа. И в общем, жизнь меняется, к сожалению, в худшую сторону – и нравственные и этические нормы. И благодаря этим измененным нормам меняется восприятие образа. К сожалению, возможны вот такие сочинения юношей и девушек, а с точки зрения падения нравственных, моральных и духовных устоев общества и появились эти сочинения, и Свидригайлов уже не кажется нам таким скверным, падшим, мерзким созданием. И наоборот, выходят грани человека, который сохранил яркую свою личность, который в век такого двоедушия: все как кружки фальшивые, с двойным дном… Борис Леонидович покойный говорил, что, «по-моему, большинство инфарктов в России от двоедушия – двойную жизнь ведут: между собой одно, а когда уже трое – нельзя это говорить».

Это все на тему двойного дна, двоедушия, и как в свете всего этого идет переоценка ценностей. Это тоже одна из тем «Преступления…» и вообще из основных тем Достоевского. Свидригайлов – Дуне, раскрывая глаза на брата, он очень точно формулирует всю раскольниковщину, русский характер беспредела во всем… когда богатая одаренная натура не находит выхода своей энергии. Это Тихон то же самое говорит Ставрогину в «Бесах», он говорит, что он удивлен, что такая масса энергии в нем и направлена на такие гадости, что если б ее приложить, так сказать, на доброе дело, то какая бы польза была людям.

* * *

В «Доме на набережной» есть прекрасная метафора: богатырь на распутье. Глебов говорит:

– Меня с детства преследовал образ: богатырь на распутье – есть такая картина: богатырь стоит и три дороги – по какой идти? «Сюда пойдешь – то-то найдешь, сюда пойдешь – то-то найдешь…» Это в каждой стране, наверно, есть.

И главный герой все время полемизировал с залом и доказывал, что «вы все так же живете, как я, но только делаете вид, что не так, и осуждаете меня». И этим он оправдывал все свои компромиссы и подлости.