Во фронтовой «культбригаде» - [49]

Нет такой другой пьесы у Шекспира, где так влияет на развитие пьесы религия. Там нет сцены, чтоб не было разговора о вере. Начинается роль с этого: «Если б Всевышний не запретил самоубийство как самый тяжкий грех, то я не стал бы жить» – первый. Второй – сейчас грубо бегу по пьесе – его отношения с Офелией: «ты погибнешь здесь, иди в монастырь». Разговор с матерью: «покайся в содеянном и воздержися впредь, только это тебя спасет» – поэтому я и антракт сделал на этой фразе: «Покайтесь в содеянном и воздержитесь впредь».

И этой фразой после антракта опять Гамлет продолжает: «Покайтесь в содеянном и воздержитесь впредь». Король пытается найти прощение у Бога – не может, потому что он говорит, что «я должен покаяться и отдать, но я не могу отдать ни королеву, ни корону – значит, мне нет прощенья»; Гамлет не убивает короля потому, что тот молится, а «отец мой умер без покаяния», – говорит он. Могильщики говорят о религии, что «вот наш брат верующий и не думай, вот так чтоб похоронили, а эту самоубийцу Офелию все-таки хоронили по обряду».

Монолог главный «Быть или не быть» – о религии: «что нас ждет там, в той стране, откуда ни один не возвращался». И Гамлет себя корит, что он недостаточно верит, и он все-таки боится и винит себя: «так погибают замыслы с размахом…» – весь монолог об этом, «а если б не было этого страха смерти, то кто бы вынес все несправедливости мира, все бы ушли». С Полонием об Офелии опять он говорит цитатами из Библии: «О старый Иеффай, единственную дочь растил и в ней души не чаял, а погибла она, нету, и плод как воск растаял». И так вся пьеса пронизана до конца.

И я с ним много говорил, с Владимиром. Он стал задумываться над этими вопросами – они в его стихах последних.

* * *

Занавес в «Гамлете» был придуман до репетиций. Он казался огромным, хотя был девять метров на пять с половиной. Таганка же – маленький театр. Он очень многозначен: просто театральный занавес – он так и начинался – он стоял сбоку, потому что Гамлет сидел у стены, а они все выходили с траурными повязками: как бы сразу после смерти отца. Потом он шел вперед, отделяя от всех Высоцкого и могилу на авансцене. Тут меч стоял очень большой кованый, на котором они клялись потом. И Высоцкий пел пастернаковские стихи: «Гул затих, я вышел на подмостки…» Но мне важны были очень строчки: «Я ловлю в далеком отголоске, что случится на моем веку».

Потом была такая трагическая музыка сильная, занавес шел к задней стене. И начиналась тронная речь короля, как на Красной площади, – занавес шел вперед. «Хоть смертью брата полна душа…» – тронная речь на всю площадь. Вот, медленно, медленно, потом занавес поднимали все участники спектакля, выходила королевская чета и Гамлет в сторонке. Потом король всех с поклоном отпускал, из занавеса выдвигались мечи, и они садились в занавес на мечах, а Гамлет садился на старый гроб, из старых досок гроб. Доски были такие старые, старые, вот когда ломают здание. И могила была укреплена досками, чтоб не осыпалась, вроде могильщики ставили. Потом очень старое дерево было орнаментом сделано, как шекспировские дома. И через всю стену, на задней стене огромной, шел – крест. Через всю стену и по центру. И начинался диалог Гамлета с королем – первая сцена.

Когда бесконечные анализы «Гамлета» идут, бесконечные сочинения об этой пьесе, все ищут, почему он все время бездействует, что вызывает это. И тут нагорожены и фрейдизм, и раздвоение личности, и меланхолия Гамлета, и делают из него фигуру, которая неспособна к действию, а только к рассуждению, к созерцательному мышлению и так далее, когда сама пьеса все время очень сильно насыщена действием. И там все очень точно сделано – это удивительная пьеса, такой нет другой у Шекспира. И она очень стройная. У Шекспира часто же они очень разбросаны, их трудно собирать. Она очень сконцентрирована и очень хорошо построена, помимо просто размышлений гениальных. Во-первых, он все время мучается: может, это бес подсказывает ему – «а если тот дух был дьявол?». Он же ищет все время доказательства вины короля.

Как у Порфирия – нет доказательств. У Порфирия нет доказательств, и Раскольников на этом и держится, что доказательств нет, что он сумел убить тихо – нет следов. Гамлет считает, что он обязан отомстить за отца, что он должен вернуться из Англии.

Говорят, что во времена Шекспира рядом с его театром был зверинец, где зверям кидали сырое мясо. И зверинец составлял конкуренцию театру.

Я где-то пошутил – меня одолели вопросами – почему я вымарал Фортинбраса. И я с умным видом заявил, что найдены документы, разъясняющие, почему Шекспир дописал вход Фортинбраса. Когда все умерли и лежали на сцене, то актеры, естественно, продолжали дышать. А наивный зритель кидал в них помидоры и тухлые яйца. Что, мол, вы за артисты? Плохо притворяетесь! И тогда Шекспир дописал вход Фортинбраса, чтобы убрать трупы…

* * *

«Бенефис» А.Н. Островского мы делали к юбилею Островского.

Бенефис. Как актерам устраивают бенефис.

Я сделал пролог, что сидит Островский, вся труппа, и актеры для Островского играют его бенефис – сцены из трех спектаклей: «Гроза», «На всякого мудреца…», «Женитьба Бальзаминова». Он имел очень большой успех у публики, но я был не очень доволен и сам снял с репертуара – он был сырой, но я его выпустил, потому что чувствовал, что если я не выпущу, то мне его закроют навсегда. Потому что в это время они начали вести борьбу с искажением классики – вот когда Эфросу закрыли «Три сестры», Марку Захарову закрыли «Доходное место».