Во Флоренах - [15]

— Сходи домой, поешь и сейчас же возвращайся в школу, — говорю я Горце после уроков.

— Зачем?

— Потом узнаешь. Ты мне нужен.

— Степан Антонович…

Горця, как и тогда, смотрит на меня с недоверием. Неужели отчитывать будут? Он же ни в чем не провинился. А вдруг что-нибудь сочинили про него? Впрочем, может быть, все обойдется, как тогда: Степан Антонович предложит переплетать книги или еще что-то в этом роде.

— А если Аника придет домой и меня не застанет?

— Оставь ей записку, что ты ушел ко мне.

Не проходит и часа, как Горця уже стучится в дверь учительской, где я жду его. Входит, останавливается у порога и мнет шапку в руках. Он всегда, на всякий случай, готов к обороне, даже когда не чувствует себя виноватым!

— Пойдешь со мной в бригаду в Царалунгу?

— В бригаду? — удивляется Горця. — А что я там буду делать?

— Мы выпустим полевую газету. Ты умеешь рисовать, так вот, может понадобиться карикатура.

У Горци от радости розовеют щеки. Еще бы не пойти. Ведь ни одному школьнику не поручалось такое серьезное дело! Вместе со Степаном Антоновичем пойти в бригаду и выпустить там газету! Завтра все село будет об этом знать. Вот позавидуют товарищи! А что Филипаш скажет? Он себя умнее всех считает.

— Вы только, Степан Антонович, объясните мне, что нужно рисовать, — волнуясь, говорит Горця, — а то не осрамиться бы. Вы же видели, как я рисую карикатуры…

Мы берем с собой все необходимое и отправляемся в Царалунгу. Погода стоит ясная, ласково пригревает осеннее солнце. Село остается справа. Вот потянулись виноградники, тяжелые кисти почти касаются земли. Девушки нагружают машины корзинами с виноградом и поют: «Всходит вечером луна»… До Царалунги уже недалеко. Я внимательно смотрю, нет ли среди девушек Аники. Но что ей тут делать? Ведь она работает на свиноферме!

Горця, очень серьезный, шагает рядом со мной и ни на минуту не умолкает. То рассказывает что-то, то спрашивает, — и все такие вопросы задает, которыми и взрослым не грех поинтересоваться.

— Степан Антонович, а сколько времени нужно еще корейцам, чтобы сбросить в море американцев? Степан Антонович, а из чего атомные бомбы делают? Степан Антонович, а сколько лошадиных сил у «победы»?

Приближаемся к Трем холмикам. Когда мы поднимаемся на один из них, Горця солидно объясняет мне:

— Отсюда начинается Царалунга.

А, так это здесь все должно быть распахано!

Царалунга — ровная местность с глубокой лощиной посредине. Впереди, далеко-далеко, видна крутая гора, будто посыпанная белым песком. На одном конце лощины колхозники пашут лошадьми, и плуги оставляют в земле глубокие борозды. На другом конце слышен гул тракторов.

Шагая по засохшим стеблям подсолнуха, мы с Горцей подходим к будке трактористов, но там никого не оказывается…

Перебираемся через овраг с обрывистыми берегами на другую сторону лощины.

На стерне, недалеко от лощины, стоят люди. Видно, как один из них резко жестикулирует.

— Это дядя Оня, — говорит мне Горця доверительно. — Он бригадир.

— Его дети ходят в школу?

— Нет. У него только один сын. Он уже большой. В Кишиневе на агронома учится.

Мы подходим к бригадиру, который в это время отчитывает колхозника:

— Говоришь ему, говоришь, а он все наоборот делает! Ну кто же так пашет? Да это просто насмешка, право слово! И когда только я научу тебя, Андроник!

Андроник! Да ведь это тот самый колхозник, с рыжеватой, растрепанной бородой, которого я видел у комбайна, когда гулял с Владимиром Ивановичем.

— Ты тоже хорош!.. — обращается Оня уже к другому.

Я спрашиваю одного из колхозников, что случилось.

И тот тихо рассказывает мне: Андроник Ника вступил в колхоз только этой весной. А то он оставался одним из трех в селе единоличников. Вышло так, что и он и его телега попали во вторую бригаду. Лошади же ему достались чужие. А на его, Андроника, лошадях работает Арион Лакмаре. Сегодня утром Арион ушел к трактористам, а Андроник тем временем поменял лошадей. Вот он и пашет на них только для виду, свою скотину жалеет.

— Может, мы его в газету поместим? — спрашивает меня Горця.

— Можно и в газету. Подумай об этом.

Оня Патриники кончает разговор с Андроником и подходит к нам.

— Айда в шалаш! Арбузом угощу.

Горця нарочно немного отстает от нас. А вдруг бригадир хочет со мной поговорить, чтобы никто не слышал.

— Здоровую вы задали Штефэнукэ трепку в газете. — говорит Оня. — Ты сначала у колхозников спроси, хотят ли они держать твою свинью на колхозной ферме… Хозяин!.. — Густые черные брови Они хмурятся.

— Степан Антонович, а где же мальчонка, с которым вы пришли? Он ваш ученик?

— Да, — отвечаю я, — он поможет нам выпустить газету. Горця умеет хорошо рисовать.

Оня оглядывается:

— Вон он, постреленок, стоит с карандашом в руке. Уже рисует что-то, право слово…

Оня Патриники зовет Горцю:

— Эй, паренек, иди арбуз есть!

Горця не заставляет себя долго просить. И не только потому, что ему хочется арбуза, это у него и дома есть. Тут другое: шуточное ли дело — сидеть в шалаше и есть арбуз вместе с бригадиром и учителем! Горця приближается к нам медленно, с достоинством.

— Степан Антонович! В бригаде происходят и другие безобразия. Наша газета должна помочь товарищу Патриники, — рассудительно говорит мальчик.