Во что я верую - [61]
Знамение природы, доступное всем, звезда волхвов принадлежит Откровению естественному. Но его истолкование незаметно отклоняется от намеченной цели. При такой путеводной звезде дорога уже оказалась проложенной в сознании. В самом деле, она может привести в Иерусалим, к тому странному, норовистому еврейскому народцу, которому неуютно как под сапогом эллинистических, так, позднее, и римских владык. Этот народ служит богу неведомому, владыке и творцу вселенной, отождествляемому с представлением о высшем боге, которое носится в воздухе или всплывает почти повсеместно; это особенно касается зороастрийской части Ирана, чье духовное родство с евреями неназойливо отмечается в самых недавних книгах Ветхого Завета.
По завершении своего извилистого пути эти волхвы, посланцы человеческой науки и доброчестного людского внимания к строению мира, прибывают в Иерусалим, где, со своей верой, не подтвержденной знанием, они получают необходимые им дополнительные сведения у ничем не примечательных людишек, знающих без веры, из числа чающих Мессии, надежды которых именно в это время начинают сбываться столь необычным образом, что им и невдомек, что они — у самой цели. Ведь Мессии суждено предстать не могучим борцом за восстановление земного величия народа Израилева, а Тем, воздействие которого вносит в сердца покой, тишину, бодрость… и ведет к согласию с тем, что может быть не завоевано, а только воспринято.
Итак, вот оно, Откровение: не отчаиваться, не отрекаться от смысла, от связности. Невозможно допустить, чтобы у мира не было смысла, согласующегося со смутной устремленностью, которая в том или ином виде пребывает в душах у всех людей.
И раз уж такой ответ существует лишь как указание на возможность взаимосвязи в мире восприимчивости, доступной обычному здравому смыслу и чувствам, то он представляет собой согласие подчиниться водительству некоего знания и примера, идущих непосредственно из Нездешности, о существовании которой мы можем знать, не будучи при этом в силах четко определить ее.
Но путь, начертанный иудео-христианским Откровением, — одновременно, в силу своего своеобразия, и самый необычный, и самый простой.
Этот путь есть, разумеется, совокупность слов — разве есть в ходу у нас иной язык, помимо словесного? — совокупность слов, которая составляет не изложение умысла, не догматическое сообщение, но некую историю, а по завершении этой истории, насчитывающей дважды по тысяче лет, — пример, очевидность некоей Жизни, причем только еще предстоит мало-помалу выявить насыщенность и смысл этой истории и жизни; впрочем, коль скоро вы вступили на этот путь хотя бы по недосмотру, то этот смысл будет вам постепенно явлен — смысл той жизни, что придает жизни и миру как раз тот Смысл, которого вы алкали.
Глава XIV Сотворение мира
Откровение — не догмат; но люди, вполне естественно, вывели из него догмат (один, хотя иной раз ему случалось в чем-то менять свой вид). В ходе истории споры больше касались видоизменений, связанных с его передачей, чем его собственного характера, форм и содержания[LXXXIV]. Откровение — это Священное Предание народа, на пути которого оказалось Писание, чья явная достоверность подтверждена единодушием, с которым его признал народ, усматривающий в нем свое Священное Предание, воспринятое затем теми, кто уразумел его: оно признано в качестве слова нездешнего происхождения, и его истоки — в самой основе сущего и всякого знания. Это Слово, которое Бог, по прекрасному выражению Жана Кальвина, вдохнул в составителя библейского корпуса, неоспоримо звучит у меня в сердце, когда я внемлю ему, как Слово Божие: мы называем это двойным свидетельством Бога-Духа Святого. В состав этого корпуса Писания входят записанное, воспринятое, засвидетельствованное Священное Предание древнееврейского народа, исторического носителя надежды на Мессию, — и Предание, донесенное апостолами и касающееся жизни, поучений, смерти и воскресения Иисуса Христа, то есть Предание, связанное с древнейшей Церковью и включенное в корпус текстов Нового Завета.
Удивительно единодушие, проявленное в ходе истории по поводу этого корпуса. Разногласия ничтожны. Они касаются места, которое надлежит отводить шести книгам, учтенным только традицией Семидесяти толковников (греческий текст Ветхого Завета); то же относится к возможности включения тех дополнительных святых преданий, которые не вошли в канонический текст Писания[LXXXV]. Более серьезны разногласия по толкованию того или иного места в этом корпусе.
Что поразит того, кто наблюдает за человеческой историей с отдаленного Сириуса
