Во что бы то ни стало - [3]
Писал со слов Лицкаловой Дарьи Кузьминишны староста — прихожанин церкви Святые Троицы, первого ноября 1919 сего года».
Глава первая
В ТЫЛУ У БЕЛЫХ
Летом 1919 года большая часть Кубани и Кавказа еще находилась в руках у белых. С северо-запада и с востока, освобождая город за городом, станицу за станицей, наступали войска Красной Армии. Кубань оставалась последним оплотом чувствующих свою гибель, разрозненных, но сопротивляющихся частей деникинцев.
Поезд, набитый беженцами, медленно шел от Ростова по направлению к Тихорецкой.
В вагоне было душно, пахло махоркой и арбузными корками, колыхаясь плавал в воздухе синий слоистый дым. По коридору, расталкивая пассажиров, пробежал офицер в шинели с разорванной полой. И сразу заговорили, зашевелились среди сваленных на пол узлов, чемоданов; где-то заплакал ребенок и впереди тревожно завыл паровоз. Поезд дернулся и остановился.
Из купе, завешенного скатертью (дверь не закрывалась, ее завалили мешками), высунулась дама в помятом шелковом платье, с измученным лицом. Спросила испуганно:
— Почему, почему остановились? Опять что-нибудь случилось?
Ей никто не ответил. На другом конце коридора хлопнула дверь, отчетливо прошептал кто-то:
— Господи, когда ж конец-то?
Дама спряталась за скатерть. С забитой вещами полки поднялась низенькая быстроглазая старушка в полосатом повойнике, с детской сандалией в руке.
— Лизанька, чего они там?
Дама схватилась за голову:
— Ах, не знаю, Дарьюшка, ни о чем я не знаю!
Старушка щелкнула по носу выглянувшую из-под полки белую собачонку и громко вздохнула.
На другой полке, подогнув босую ножку, сидела девочка лет шести. Унылые прядки давно не мытых волос свешивались ей на лоб, серые глаза смотрели с любопытством. Старушка нагнулась и стала обувать девочке сандалию.
— А, чтоб им! — сказала она. — Игорек только заснул.
За девочкой на полке, раскрыв рот, сладко спал на сложенном одеяле крупноголовый мальчик в синей матроске. Вагон опять дернуло, в окне поползли седые кусты. Дама еще раз выглянула из-за скатерти. По коридору к их купе, раздвигая сидящих и стоящих, пробирался коренастый, в брезентовом плаще мужчина.
— Здесь занято, занято, с детьми! — умоляюще проговорила дама.
— Ничего, потеснимся как-нибудь! — весело сказал он, втаскивая деревянный крашеный сундучок.
— Но вам же говорят, здесь дети! — Дама нервно ломала пальцы.
Мохнатый шпиц показался из-под полки и зарычал, скаля зубы.
— Тут людям, дамочка, негде, а вы с собакой! Не пугайтесь, я сойду зараз, мне недалеко.
Мужчина спокойно привалил сундучок к полке и уселся на него.
Девочка с минуту рассматривала его обросшее щетиной загорелое лицо, белый шрам над губой, висевшую на нитке пуговицу плаща. Слезла с полки и, показывая на сундучок, спросила:
— У вас там что — багаж?
Старушка шикнула на нее, дама отвернулась к окну, в глазах у нее стыли слезы.
— Поди сюда, не бойся, — позвал мужчина. — Бояться меня нечего.
Девочка подошла, держась за полку, села с ним рядом на сундучок.
— Издалека едете? — Мужчина явно обращался к даме у окна.
— С Украины. Там творится что-то невообразимое… Хозяйничают немцы, какие-то банды.
— Сами-то откуда? Уроженка здешних мест?
— Нет, я москвичка. Разыскиваю мужа. Работал на санитарном поезде, потом в госпитале… Сейчас все так быстро меняется…
— По белу свету, словом, с ребятишками мыкаетесь. — В голосе мужчины было сочувствие, но и насмешка. — Места своего ищете?
— Ах, не надо ни о чем спрашивать!
В купе стало тихо. Девочка болтала ногой, разглаживала на коленке платье — ей нравился этот большой, независимый человек. И вдруг по всему вагону, заглушая стук колес, протяжно закричал кто-то:
— Пра-аверка документов, приготовиться!
— Господи, опять!..
Дама так громко щелкнула сумочкой, что шпиц злобно заворчал. Шум по коридору приближался. Скатерть откинулась. Нагловатый мальчишка-офицерик в непомерно большой фуражке, увидев даму, осклабился. За ним стоял хмурый солдат с винтовкой. Офицерик подозрительно оглядел мужчину в плаще — тот сидел отворотившись. Дама сказала дрогнувшим голосом, но решительно:
— Здесь семья военного врача Евлахова. Едем в часть полковника Белоусова.
Когда патруль скрылся за скатертью, девочка громко спросила:
— Мы теперь уже скоро приедем?
— Да, Леночка, да…
И в ту же минуту, словно торопясь нарушить неверную тишину, истошный женский голос прокричал в коридоре:
— Голубчик, куда ж с дитем гонишь?..
Дама и мужчина в плаще одновременно рванулись к скатерти. Старушка в повойнике, придерживая девочку, высунулась за ними. Простоволосая изможденная женщина отбивалась от наседавшего на нее патрульного. Крошечный, насмерть перепуганный мальчонка цеплялся за подол матери.
— Документы предъяви! — кричал офицерик.
— Голубчик, хозяина моего посля фронта в тюрьме гноят, сынка домой везу! — всхлипывала женщина.
Мальчонка пронзительно вскрикнул и забился у нее в ногах.
— Паспорт давай, говорю! — Офицерик яростно взмахнул рукой. — Погляжу, кто твой хозяин!
Мужчина в плаще смело шагнул в коридор, протиснулся к патрульному.
— Не тронь! За что к женщине с ребенком привязался? — сказал тихо, силой сдерживая его занесенную руку.
