Внутри - [29]

Ответа не было. Мой телефон снова начал дозваниваться до соцработницы, я по инерции снова и снова нажимала на вызов. Вот тогда тишина и рухнула — нарушенная мелодией. Телефон сиделки все еще был здесь, и она тоже никуда не ушла, она просто не могла мне ответить.

Я включила свет — сначала в коридоре, а потом и во всех комнатах, куда заходила. Я нашла их в гостиной — и Руслана, и девушку. Руслан сидел на полу, устало прислонившись спиной к стене и прикрыв глаза. Но он, к моему немалому облегчению, был жив и здоров.

А вот Алеся лежала на полу посреди гостиной, сжавшаяся в позе зародыша, застывшая, посеревшая, окруженная пятнами засохшей кровавой пены. Ее телефон валялся на полу и беззаботно пиликал прямо перед помутневшими глазами своей хозяйки.

Бесполезно было подходить к ней, касаться, пытаться помочь. Сиделка умерла за несколько часов до моего возвращения.

* * *

Был скандал. Грандиозный. Но иначе и быть не могло — ведь погиб человек!

Конечно, в этом в первую очередь заподозрили Руслана. И бесполезно было показывать его карту, где черным по белому было написано, что он не опасен. Его куда-то увезли — на осмотр и допрос, я так понимаю, а мне не позволили его сопровождать.

Почему? Понятия не имею, никто мне ничего не объяснял. На меня все смотрели так, будто это я расправилась с сиделкой, хотя меня и близко в момент ее смерти не было! А может, они решили, что это я натравила на нее Руслана? Но зачем это мне, какая выгода?

Так что следующие несколько часов были не самыми приятными в моей жизни. Меня допрашивал то один следователь, то другой. Иногда — по делу, а иногда — всякую ерунду спрашивали, вроде того, была ли я знакома с Алесей раньше, какие у нас были отношения. Да не было у нас никаких отношений! Я эту девушку впервые увидела, она пришла ко мне работать, все по закону! В чем моя ошибка?

Объяснить они ничего не могли, но и отпускать меня отказывались. Я проторчала в участке всю ночь, но это было к лучшему, я все равно не решилась бы войти в ту квартиру. Лишь под утро мне повезло: пришел более-менее адекватный следователь. — Екатерина Андреевна, простите за ожидание, вы свободны.

— Я этого ожидала, когда мне обвинения предъявлять не стали, — кивнула я. — Но меня сейчас больше волнует судьба Руслана! Где он? Я должна его увидеть!

— Знаете, не буду кривить душой, меня поражает ваша преданность мужу. Не каждая жена на такое способна! Понятно, что все клянутся «и в горе, и в радости». Но обычно, когда доходит до горя, все не так однозначно. Это он еще половины истории не знает! — Если честно, я не настроена на философские разговоры. Мне нужно увидеть Руслана.

— Сегодня вы сможете его забрать. Мы поступили так, как должны были, есть правила.

— Да уж, псих рядом с трупом — что может быть однозначней!

Следователь не смутился:

— А разве не так? Постарайтесь отстраниться от своих чувств к мужу и взглянуть на ситуацию объективно.

— Гляжу во все глаза. Что заставило вас передумать?

— Факты. Руслана осмотрели, с ним побеседовали… Пытались побеседовать. Его спасло то, что на нем нет ни капли крови, нет никаких следов того, что Алеся Вячеславовна боролась с ним, и соседи тоже ничего подозрительного не слышали.

— Так от чего она умерла? — не выдержала я.

— По предварительной оценке эксперта, от анафилактического шока.

— От… чего?

Среди всех версий, которые я успела за ночь перебрать в уме, этой не было.

— От анафилактического шока, — повторил следователь. — При первом осмотре трупа у нас были все основания полагать, что ваш муж задушил Алесю Вячеславовну, поэтому и его, и вас задержали. Но оказалось, что дыхательные пути были перекрыты изнутри, а не снаружи. Кровь, которую обнаружили рядом с телом, объясняется травмами, которые жертва нанесла себе сама. Рискну предположить, что в момент, когда это началось, она пыталась хоть что-то изменить, она задыхалась и изодрала себе всю шею.

— Но почему она задыхалась? Я так понимаю, анафилактический шок — это проявление аллергии… На что у нее могла быть такая аллергия? Как такое вообще могло произойти?

Алеся сидела в обычной городской квартире, я ее не отправляла ни в тропики, ни в джунгли. Не думаю, что в моем доме было нечто такое, чего не было в ее доме — и в тысячах домов по Москве. Так какого черта?!

Однако тут уже у следователя ответов не было.

— Будем разбираться. Но, согласитесь, маловероятно, что ваш муж может быть как-то причастен к этому. Во время допросов он вел себя очень спокойно, ни при каких обстоятельствах он не проявлял агрессию.

Мне не хотелось даже представлять, какие «обстоятельства» могли устроить ему полицейские, обозленные видом убитой молодой женщины.

— Мне нужно его забрать, — напомнила я. — Он слишком долго был один!

— Не думаю, что его это расстроило…

— А это уже не вам судить!

У меня была бессонная ночь и не слишком приятный день накануне, я не была настроена на дипломатию.

Меня наконец-то отвели к Руслану. Он выглядел куда лучше, чем я ожидала, — по крайней мере, на первый взгляд. Никто его не избивал, не унижал, его одежда осталась чистой. Да он вообще не изменился, как будто ничего и не произошло!