Внутри Coca-Cola. История бренда № 1 глазами легендарного CEO - [6]

По дороге в  Африку я  впервые увидел Лондон. Затем корабль причалил в испанском городе Лас-Пальмас-де-Гран-Канария. На борт поднялись танцоры фламенко. Я видел яркое солнце и пляжи. Экзотическая природа поразила меня. Мы еще не добрались до Африки, но это был уже совсем другой мир.

Наша первая остановка в  Африке произошла в  порту Лобиту в  Португальской Западной Африке, нынешней Анголе. Там я увидел жестокость колониальной системы: белые надсмотрщики хлестали черных портовых рабочих кожаными плетьми. Отец потянул меня назад и  сказал: «Прости, что тебе пришлось увидеть это, но таков мир. И он не должен быть таким». Та ужасная сцена навсегда впечаталась в мою память.

Затем мы причалили в Кейптауне. Нам сказали, что если проснемся в  пять утра, то увидим чудеснейший пейзаж. Стоял январь, в Африке было лето, и мы с отцом ждали на палубе. Вдруг сквозь утренний туман будто посреди моря показалась диковинной земля — Тейбл-Маунтин. Ее размеры потрясали. Да, в Ирландии есть красивые зеленые холмы, но тут гора высотой больше километра выступала прямо из моря. Ничего прекраснее я еще не видел. Я влюбился в Кейптаун — по моему мнению, один из трех красивейших городов в мире.

Четыре дня, проведенные там, мы пировали, наслаждаясь солнцем, сочным виноградом и  апельсинами, кусочками дыни с изрядными порциями мороженого, купленными в кафе. Я увидел первые признаки апартеида: таблички «только для белых» на парковых скамейках. Это явилось для меня шоком, но таков был естественный порядок в тамошнем обществе. Мне он казался неправильным, но десятилетним борцом за равноправие я не стал. Должен признать, что принял этот порядок, но чувствовал себя неловко. Ведь нигерийский полицейский жил в нашем доме. Почему он мог жить в белой семье, тогда как черные граждане ЮАР не смели даже садиться на скамейку в парке с табличкой «только для белых»?

Затем было трехдневное путешествие на поезде в Северную Родезию. Я часами стоял между вагонами, наблюдая разнообразные пейзажи, в том числе унылую полупустынную землю Ботсваны, где коробейники торговали, а  женщины кормили детей грудью. Мы проехали мимо одного из семи чудес света — водопада Виктория, разделяющего Южную и  Северную Родезию. Ширина его — около 1800 метров, и воды великой реки Замбези рушатся в ущелье с высоты больше 100 метров. Брызги видны за несколько километров; вот почему на местном языке водопад называется «Моси-оа-Тунья», или «гремящий дым».

На вокзале Лусаки, столицы Замбии, нас встретил бывший коллега отца, дактилоскопист из Великобритании Пэдди Грин со своей новой женой. Отец сменил Грина на посту главы отдела дактилоскопии в полиции Северной Родезии. И хотя Лусака была столицей, на вокзале отсутствовала платформа  — мы сошли на красную землю.

Наша семья поселилась в  Лусаке в  новом, принадлежавшем правительству доме с  тремя спальнями. Дом стоял на участке в  40 соток по соседству с бушем. В  первые девять месяцев у  нас не было электричества, только свечи, керосиновые лампы и дровяная печь.

Для меня Африка стала взрывом новых видов и новых звуков: лягушки, сверчки, пауки, бури с  громом и  молниями. В  домах были прекрасные полированные полы. Слуги натирали их щетками, закрепленными на ногах, и я с наслаждением скользил по комнатам, как сделал бы любой мальчик.

В нашей семье впервые появились слуги. Вскоре я начал вести экзотическую жизнь: восьмикилометровые поездки на велосипеде в  правительственную школу, где преподавали по программе британской школы, сон под противомоскитной сеткой, спортивные игры. В общем, я шиковал.

В школах существовала расовая и половая сегрегация. Расовая сегрегация в  Северной Родезии в  целом была не столь жесткой, как в ЮАР, но в кафе, рестораны и бары допускались только белые. Белые и  черные могли ходить в  одни и  те же магазины, но обычно пользовались разными, потому что жили в разных районах. В стране также проживало немало иммигрантов из Индии, многие из них держали магазины.

В Лусаке работал только один кинотеатр, куда мы ходили утром по субботам. Телевидения не было. По коротковолновому радио транслировали спортивные матчи. Вечерами мы слушали новости BBC, в  городе издавалась местная газета, а  по воскресным вечерам радиостанция в  Португальской Восточной Африке (ныне — Мозамбик) транслировала еженедельный хит-парад. Карманных денег хватало, чтобы покупать виниловые пластинки на 78 оборотов с последними хитами. В нескольких километрах от Лусаки все еще встречались львы.

В стране царила страшная нищета: африканцы ходили без обуви и в лохмотьях. Но во многих отношениях жизнь там была не такой суровой, как сегодня в некоторых бедных странах Африки, где ситуация ухудшилась из-за перемещения огромного количества сельского населения в города.

Я был изумлен дружелюбием людей в  Северной Родезии при окружающей бедности. Они выглядели счастливыми. Общество там, кажется, неплохо функционировало и жило в гармонии. Конечно, некоторые представители образованной элиты Замбии шумели о независимости — и она была провозглашена в 1964 году. Но и этот процесс прошел куда спокойнее, чем в других африканских странах, причем его приветствовало немало живших там европейцев, в том числе и мы.