Внутренняя сторона ветра - [4]

Через Охридское озеро, разделяя его на две части, протекает река Дрим.

Однажды вечером Деспина и Леандр положили в лодку рыбачью сеть и поплыли через озеро по реке, которая на заре доставила их на другой берег. В ту ночь в лодке, скользящей по двухслойной воде, покрытые сетью, они впервые легли вместе.

Но Леандр, который за несколько часов предвидел все, что должно произойти, в тот момент, когда его ожидания начали сбываться наяву, был более быстрым, чем его спутница, так что им не удалось даже прикоснуться друг к другу. Его ритм оказался совсем иным, чем ее, и так он впервые столкнулся со страшным роком, лежащим на дне его тайного преимущества перед другими. Они и потом никогда не могли достичь гармонии друг с другом, и Леандр, казалось, метал икру в озеро и реку, протекавшие под ним, наполняя не женское лоно, а лежавшую под ним сеть.

В последний вечер Деспина купила в монастыре Святого Наума две свечи, одну из них она дала Леандру, а другую оставила у себя в узелке. Как и обычно, они поплыли вниз по реке через озеро, и Леандр попытался еще раз.

Последний раз. Когда у него опять ничего не получилось и он изверг семя, даже еще не прикоснувшись к девушке, Деспина дала ему свечу, чтобы он, орудуя ею, сделал ее женщиной. Потом, уже ближе к рассвету, взяла весло и подогнала лодку к песчаной косе перед построенным сербскими деспотами монастырем Богородицы Захумской, до которого можно было добраться только по воде. Вторую свечу, свою, она зажгла, протянув Леандру, поцеловала его и оставила в монастыре, а сама погребла вниз по течению Дрима.

Обезумевшие и измученные, они расстались навсегда, убежденные, что никогда не смогут соединиться. Когда Леандр со свечой в руке подошел к монастырю, заутреня подходила к концу. Еще до того, как войти в церковь, Леандр заметил, что в этот день в монастыре происходили похороны иконы.

Икона из Пелагонии была очень старой, но, прежде чем ее положили в могилу и полили вином, Леандр успел разглядеть ее. На ней были представлены Богородица, кормящая Младенца, и мужчина с топором – это был Иоанн Креститель, – стоявший рядом с ними. С детской ножки почти свалилась сандалия, и стоящий рядом с матерью человек подхватил ремешок, чтобы натянуть его ребенку на пятку; ребенок, почувствовав внезапное прикосновение, прикусил материнскую грудь, она же, поняв, что случилось, посмотрела на мужчину, поправлявшего сандалию.

Так замкнулся круг, непрерывная линия, соединявшая человека, его руку, пятку ребенка, грудь женщины и ее взгляд, обращенный к человеку. Эта линия, которую Леандр охватил взглядом за несколько мгновений до того, как икону засыпала земля, напомнила Леандру ту единственную букву, которую он выучил, – тета, и он подумал: «Значит, все-таки соединение возможно!»

После этого он направился в монастырь, чтобы постричься в монахи.

* * *

Однако сразу это Леандру позволено не было. Во-первых, из-за того, что у него еще не росла борода. А когда он рассказал, откуда родом, и сообщил, что семья его не относится ни к западному, ни к восточному христианству, а сохраняет «веру дедов», то есть богомилов, или патаренов, пришлось ему на несколько лет сделаться послушником и каяться в своих грехах, ожидая приема в братство. Все это время он жил в деревянной колокольне, набитой книгами.

Спал на сложенных веревках от колоколов, которые будили его, вырываясь из-под тела по ночам, когда ветер раскачивал колокола и было слышно, как разбушевавшееся озеро с ужасающей силой швыряло прибрежную гальку в монастырские ворота. Но страх уже покинул Леандра. После того, что произошло у него с Деспиной, истории о людях с саблями и ночные кошмары казались ему детской игрой.

– Всегда он голоден, как будто отец делал его на пустой желудок, – говорили о нем монахи, а он недалеко от монастыря с подветренной стороны устроил небольшое кладбище икон, засадил его цветами, сделал каменную ограду и небольшие ворота. Вечерами у него допоздна горела на окне лампада, которая отгораживала его от ночи, пока он очинял перья для монахов-переписчиков и делал для них чернила из смеси ягод и пороха. Потом гасил плевком лампаду и мечтал о том дне, когда его примут в монастырь, научат писать и читать книги, расставленные на полках вдоль стен колокольни, а затем засыпал и спал так быстро и крепко, что к полуночи совсем высыпался.

В 1689 году он стал монахом, и когда в конце обряда посвящения игумен сказал ему: «С сего дня, сын мой, имя твое Ириней!» – Леандр услышал, как начали звонить колокола. Первыми зазвонили в Святом Науме за озером, потом к северу от Охрида – сначала в Святой Софии, затем в Перивлепте, Святом Клименте и так далее по порядку вокруг озера до тех пор, пока звук не достиг того места, откуда и начался, то есть монастыря Святого Наума. В этот момент в монастырские ворота ворвался запыленный и усталый Диомидий Суббота, товарищ Леандра, и сообщил, что Скопье сожжено, что в Призрене скончался австрийский главнокомандующий генерал Пиколомини, в армии христиан чума, а турецкие карательные отряды неумолимо продвигаются к северу, по долине Вардара и со стороны Софии, сжигая и села, и монастыри и сметая на своем пути все и вся. Товары и деньги Диомидия и его компаньонов пропали, и он пришел к Леандру, в одной бороде и рубахе, просить о помощи.