Внутренняя сторона ветра - [11]

Потом Леандр видел, как ветер рассердил птицу, унеся ее далеко в сторону от нужного ей направления, и как внизу под ней забили в колокол, но звук донесся немного позже, как будто он был плодом, оторвавшимся от своего металлического черешка. Видел, как этот звук дрожит, перелетая вместе с птицей через реку, и как встречается с австрийскими армейскими лошадьми, которые прядают ушами на лугу по ту сторону Савы. А потом он мог проследить за тем, как звон, похожий на тень от облака, достиг на пути к Земуну группу пастухов и как они, услышав его, повернули свои маленькие головы в сторону Белграда, который уже опять погрузился в тишину на своей стороне реки. А потом птица своим стремительным полетом пришивала к небу, как подкладку, тот мир, в котором, словно пойманный сетью, лежал Леандр. Потому что было достаточно открыть лишь одни городские ворота, и в Белград ворвалась бы турецкая конница и вооруженные саблями охотники за головами, чтобы в мгновение ока превратить эту сокровищницу, незыблемо вставшую на границе их мира, в развалины и дым. Леандр не знал, даже не мог предположить, что он был последним человеком, рассматривавшим, сидя в Белградской крепости, город, который спустя всего несколько лет должен был исчезнуть бесследно и навсегда.

В октябре того же года отец взял Леандра с собой посмотреть на приезд русских. Леандр ожидал увидеть всадников с копьями, всунутыми в сапог, но вместо армии увидел сани, запряженные тройкой лошадей, из которых вышел один-единственный человек в огромной шубе. В ноздри незнакомца были вставлены два стебля базилика. Он вылез из саней и сразу прошел прямо в особняк митрополита. За ним последовал его спутник с сундуком и иконой.

Больше никого не было.

– Он будет твоим учителем, – сказал отец. – Он тебя научит писать.

Он потребовал, чтобы к нему прислали всех, кто поет в церкви псалмы. Не беспокойся, кроме тебя есть и другие безграмотные, которым война спутала всю жизнь. И они не намного моложе учителя.

Но одно ты должен запомнить: грамотный смотрит в книгу, ученый смотрит на мудрого, а мудрый смотрит или в небо, или под юбку, что может и неграмотный…

Так Леандр начал изучать письмо, счет и основы латыни. За время его учебы на глазах своих учеников Максим Терентьевич Суворов – так звали русского учителя – потерял все волосы. Его лоб от какого-то внутреннего неподвижного напряжения собрался в складки, как носок, а кожа истончилась настолько, что голубой цвет глаз просвечивал через опущенные веки. Во время уроков за щеками виднелся движущийся красный язык, а на переменах можно было хорошо рассмотреть, как язык дрожал где-то под ушами от украинских ветров, бушевавших во рту русского.

– Все мы здесь находимся между молотом и наковальней и месим крутое тесто, – говорил он обычно своим ученикам на непонятном полусербском языке, который, как считалось, был языком его царя. Только на уроках латыни этот иностранец на некоторое время освобождался от страха и вдохновенно учил их искусству запоминания, мнемотехнике, разработанной на примерах речей Демосфена и Цицерона, для чего использовал большую тетрадь, на которой, как подглядел Леандр, было написано: Ad Herennium. Чтобы запомнить текст, следовало, как рекомендовал русский учитель, вспомнить, как выглядел фасад одного из часто попадавшихся на пути зданий, внешний вид которого застревал в памяти. Затем нужно было представить себе, что по порядку открываешь все окна и двери этого здания и в каждый проем, включая бойницы или слуховые окошки, проговариваешь одну из длинных фраз Цицерона. Таким образом, мысленно обойдя все здание и произнеся перед каждым окном или дверью по одной фразе, можно было к концу воображаемой прогулки запомнить всю речь и даже повторить ее без особого напряжения. Так ученики белградской сербско-латинской школы выучили наизусть всю речь Цицерона «In Catilinam», а потом русский учитель принес им латинский перевод одной прекрасной греческой поэмы, который они тоже должны были запомнить. Эти стихи сочинил какой-то Мусей Грамматик, кажется христианин, живший чуть ли не более тысячи лет назад, и назывались они «Любовь и смерть Геро и Леандра». Поэма была написана автором на греческом, а латинский перевод, как объяснил русский, опубликован в Венеции в 1494 году. Именно благодаря этому Леандру из поэмы Мусея потомок известных каменотесов, уже безухий и немолодой, Радача Чихорич, получил свое новое, шестое по счету, имя. Вот как это было.

Русский учитель не помнил имен своих учеников. С особым трудом он выговаривал имя самого старшего из них – Радачи Чихорича. Однажды на уроке он спросил, какое препятствие стояло между двумя любовниками, Геро и Леандром (который каждую ночь, ориентируясь по свету зажженного факела, плыл, преодолевая морские волны, к ее башне). И самый старший ученик, имя которого учитель не умел произносить, предложил неожиданный ответ. Дело в том, что Радача во время поездок в Константинополь бывал на Геллеспонте, проезжал через Сеет и там вместе с земляками-цимбалистами выучился петь греческую песню о Геро и Леандре, а однажды там же кто-то вместо монеты бросил ему в инструмент крохотную камею с профилем Геро. Он знал, что Европу от Азии отделяет не только вода, но и ветер, то есть время. Поэтому он ответил, что Геро и Леандра, возможно, разделяла не просто вода: им приходилось преодолевать на пути друг к другу что-то иное. При этом он думал о девушке, с которой не смог соединиться на дне лодки посреди Охридското озера.