Внутренний враг. Пораженческая «элита» губит Россию - [9]

Федеральная элита в апогее власти

Политическая линия Путина с самого начала первого срока была четко направлена на усиление позиций федерального центра перед лицом самоуправства выборной региональной власти — «губернаторской фронды». После событий в Беслане Путин поставил в этом вопросе точку: назначение губернаторов законодательно закрепляет окончательную победу центра. Роль региональных элит настолько снижена, что в общем контексте российской политики она может быть приравнена к бесконечно малой величине.

По сути, главным (и единственным) административным субъектом в такой ситуации оказывается элита федерального центра. Какими бы полномочиями ни обладал президент, единолично править он не может, и, следовательно, федеральная элита в настоящее время становится главной опорой и инструментом в проведении путинской линии в общероссийском масштабе.

Постсоветское чиновничество

Эта элита в самом грубом приближении состоит из двух основных сегментов: постсоветское чиновничество и либерал-реформаторы. И те, и другие отчасти занимали свои посты и до Путина, отчасти были завезены из города на Неве. Причем не так уж важно, из Москвы они или из Питера. Эти два сегмента — все, что есть у Путина в наличии. И на них сейчас держится судьба нашей страны.

Постсоветское чиновничество сформировано в условиях последней фазы упадка советского общества. И это накладывает на них соответствующий отпечаток. Психология этих людей по типу консервативна и гиперконформна. Они не интересуются никакими идеями, готовы поддержать любую власть. Их интеллектуальный и культурный уровень ниже среднего. При этом они отличаются пассионарностью и изобретательностью только в одном — в реализации личного материального благополучия, в поддержании социального и административного статуса… Кабинеты и должности — это их «джунгли», где они мастера выживания, интриг, подсидок и толкания локтями.

И самое главное: они являются носителями единственного опыта, сформировавшего их как тип, — опыта стагнации. Оптимальное существование для них — это неопределенность, спокойствие, заторможенность. Даже если они оказываются в критической ситуации, они не способны реагировать остро и активно.

Как правило, постсоветский чиновник смутно патриотичен, не склонен к переменам. Его социальная функция сводится к зажиму инициативы, идущей снизу, и саботажу инициативы, идущей сверху. Всячески ограничивая творческую активность подчиненных, они присваивают ее результаты в том случае, когда не замечать их невозможно, но в усредненной, смягченной манере. Приказания начальства они выполнять не спешат, с одной стороны, потому что не могут и не хотят, а с другой — потому что привыкли к постоянному изменению курса наверху. Много десятилетий в качестве наказания за провалы в работе их либо повышают, либо переводят на другое место. Эти чиновники несут на себе дух разложения государства, что было сущностью социально-политического и административного процесса в последние десятилетия СССР. Эта категория федеральной элиты, составляющая процентов 80 от всего чиновничества, способна только к стагнационным стратегиям, и требовать от них исполнения иной, мобилизационной задачи бессмысленно. Их каменные лица невозмутимы даже тогда, когда их кидают за воротник в пропасть.

Либерал-реформаторская элита

Вторая категория федерального чиновничества (значительно меньшая) — либерал-реформаторы ельцинского призыва и их санкт-петербургские аналоги. Это совсем иной социальный и психологический тип. Это крайне активные, деятельные люди, обладающие интеллектуальным и культурным уровнем выше среднего, но сознательно инвестировавшие свою энергию в политику, бизнес, власть. Они стремятся во всем отличаться от постсоветских чиновников, даже в том случае, если являются их родственниками или протеже. Их тип — усиленная имитация западного человека. Они копируют Запад, в первую очередь США, с их динамизмом, подвижностью, прагматизмом, целеустремленностью и т. д. В их случае эгоизм возводится в теорию, социал-дарвинизм служит эрзац-идеологией, они видят общество в духе Фридриха фон Хайека — как «социальные джунгли», в которых нет друзей и врагов, есть только конкуренты, оптимизация и прибыль. Россию они не любят и презирают, но считают, что и из нее можно и нужно извлекать «быстрые деньги».

Либерал-реформаторы тоже имеют уже немалый чиновничий и властный опыт — опыт активного разрушения государства с параллельным коммерческим использованием продуктов распада. Показательно, что, будучи апологетами свободного рынка и частной собственности, эти чиновники сделали карьеры и состояния не столько на свободной конкуренции и духе частного предпринимательства, поднимаясь по логическим ступеням капитализма, сколько на ловкой эксплуатации развала государства, на умелой коррупции, находчивости в юридическом оформлении, политическом прикрытии и административном протежировании процесса приватизации. Все, что они имеют, они получили от государства, фактически приватизировав его.

Либерал-реформаторы сращены с олигархатом, неотделимы от него. Они носители духа энергичного присвоения и не способны по определению решать никакую иную задачу.