Внутренний голос - [76]
Неожиданно я вспоминаю, что утром надо присутствовать на записи диска, посвященного памяти Фреда Роджерса[93], а я еще даже не видела, что должна петь. Вики как раз разогрела в микроволновке еду, я перекусываю, сажусь за пианино и пытаюсь наиграть и напеть завтрашний фрагмент. Фред сам написал эту милую песенку. В совершенном, лучшем из миров я репетировала бы ее пару дней, желательно с профессиональным пианистом (а не под собственный дилетантский аккомпанемент), но приходится мириться с обстоятельствами и быть благодарной за то, что имеешь. Мне вообще повезло, что нашлась хотя бы минутка порепетировать. Входит Рамон Варгас[94], который поет Альфреда, — в коротких гетрах, синей шелковой куртке и красном полосатом галстуке, цилиндр он держит обеими руками, как чинный ухажер. Он уже готов к выходу — а я в совершенно разобранном состоянии! Он целует меня в щеку.
— Как ты себя чувствуешь? — спрашивает он. — Выглядишь прекрасно.
Отвечаю, что чувствую я себя лучше, чем выгляжу, потому что в этот момент от шеи до кончиков волос я уже Виолетта, а ниже пока еще Рене Флеминг. Рамон уходит, но возвращается Вики — пора переодеваться.
Давно прошло то время, когда я не могла спеть Мюзетту без шелкового платья. Теперь я могу петь Виолетту в спортивном костюме, но в сценическом все-таки лучше. Сначала Вики надевает мне через голову нижнюю юбку, потом затягивает меня в корсет. Я не Скарлетт О'Хара, столбика кровати, за который можно было бы ухватиться, под рукой нет, и мне ни за что на свете не ужаться до семнадцати дюймов, но все равно это чертовски узкий корсет, хоть и не настолько изуверский, как те, что мне пришлось носить в «Платее». Некоторым певицам нравятся корсеты посвободней, другие предпочитают, чтобы из них выжали весь воздух. Я люблю, чтобы корсет был зашнурован плотно, но удобно, создавая точку опоры и поддерживая дыхание, когда я пою. Теперь Вики облачает меня в невероятных размеров бело-кремовый шелковый шедевр от Джона Паско и зашнуровывает его. Добавляем перчатки и здоровенные фальшивые бриллианты, которые будет видно и с последнего ряда балкона, три кольца размером с перепелиные яйца, два браслета, колье и брошь. О таких украшениях мечтает каждая восьмилетняя девочка. Наконец, Вики дает мне веер и платок, я отступаю на шаг и оцениваю общий вид. Больше всего я напоминаю пышный свадебный торт с кремовыми розочками. Смотрится роскошно — или отвратительно, это на чей вкус, — но мне нравится.
Добавив немного румян (все-таки я бледновата, что бы Виктор ни говорил), я возвращаюсь к пианино и повторяю несколько самых сложных мест из первого акта. Теперь я могу только стоять, поскольку сидеть в костюме трудновато. Осталось совсем немного времени, и я наспех повторяю то, что можно было бы назвать «Хитами "Травиаты"». В этот момент я начинаю серьезно разговаривать сама с собой, так как рядом нет никого, кто мог бы настроить меня на выступление. Разговор идет о моей первой небезупречной ноте.
«Смотри — вот здесь ты ошиблась в прошлый раз! Тогда тебе не хватило дыхания. Не позорься. Помни: после того как строчка кончится, тебе еще нужно будет взять немало других нот». Снова наигрываю на пианино. «В какой мы тональности, Рене? Хорошо, давай возьмем эту верхнюю до». Я пробую. Звучит не так уж плохо. «Вот и отлично! Здорово получилось. Теперь попробуй еще разок!»
Если кто и припал ухом к замочной скважине, ничего нового он сегодня не услышит. Пою еще две строчки. «Не годится. Давай заново. Больше воздуха. Вот, так-то лучше».
По громкой связи слышу: «Виолетта, на сцену с носовым платком». Вики снова стучится в дверь. Пора.
Вики следует за мной, как фрейлина, и несет юбки. Вокруг гримерной расселись куртизанки и их служанки, джентльмены из высшего общества; разговаривают о своих собаках и кто чем занимался на выходных. Сногсшибательные молодые женщины в ярких шелковых нарядах накинули сверху потрепанные халаты, чтобы не запачкать платья. Все разодеты в пух и прах. Слышна итальянская, испанская и русская речь. «Удачи»! — желают мне все, и я отвечаю им тем же. Прохожу мимо груд париков, гардеробной с утюгами, плотницкой мастерской, вниз по цементным проходам с веревочными лестницами и тележками вдоль стен, увитых толстыми черными змеями проводов. Трудно представить, что эта дорога ведет в самое шикарное на свете место и что по ней вот уже сорок лет ходят все звезды оперной сцены. Чем ближе к сцене, тем больше активности вокруг: люди с блокнотами, люди в наушниках и с микрофонами, люди в костюмах, люди в черных джинсах и футболках, парни с молотками и лестницами, женщины за осветительским пультом и мужчины с прожекторами, балетные танцоры в трико и девушки с тамбуринами. Успех каждого спектакля зависит от слаженной работы сотен людей.
Но вот поднимается занавес, вспыхивают софиты.
А иногда случаются аварии. Как, например, на моей дебютной «Медее» в Королевской опере. Я исполняла первую в спектакле арию на крутой горке у самого края сцены. Но декорации были плохо закреплены и, едва я села, покачнулись и опасно накренились над оркестровой ямой. Зал дружно ахнул: еще один дюйм, и я рухнула бы вниз. В Мет в 1991 году во время репетиции «Призраков Версаля» обрушились движущиеся декорации. Неизвестно, чем бы все закончилось, если бы мы в тот момент репетировали громкий отрывок, но, к счастью, мы услышали треск и успели разбежаться. Мы с двумя молодыми певцами стояли как раз на том месте, куда рухнули декорации, — от нас бы только мокрое место осталось. Тереза Стратас так за нас испугалась, что разрыдалась, и нам даже пришлось прервать репетицию. Два года назад в парижской постановке «Русалки» на сцену упала огромная стена в шесть футов толщиной и два этажа высотой. Я и не догадывалась, что умею так быстро бегать. Обычно сотрудники вспомогательных цехов делают все возможное для нашей безопасности. Они умудряются за пять минут приладить к декорациям шаткие ступеньки для целого хора с помощью пары болтов, и каким-то чудом все это держится.
Эта книга – результат долгого, трудоемкого, но захватывающего исследования самых ярких, известных и красивых любовей XX века. Чрезвычайно сложно было выбрать «победителей», так что данное издание наиболее субъективная книга из серии-бестселлера «Кумиры. Истории Великой Любви». Никого из них не ждали серые будни, быт, мещанские мелкие ссоры и приевшийся брак. Но всего остального было чересчур: страсть, ревность, измены, самоубийства, признания… XX век начался и закончился очень трагично, как и его самые лучшие истории любви.
«В Тургеневе прежде всего хотелось схватить своеобразные черты писательской души. Он был едва ли не единственным русским человеком, в котором вы (особенно если вы сами писатель) видели всегда художника-европейца, живущего известными идеалами мыслителя и наблюдателя, а не русского, находящегося на службе, или занятого делами, или же занятого теми или иными сословными, хозяйственными и светскими интересами. Сколько есть писателей с дарованием, которых много образованных людей в обществе знавали вовсе не как романистов, драматургов, поэтов, а совсем в других качествах…».
Об этом удивительном человеке отечественный читатель знает лишь по роману Э. Доктороу «Рэгтайм». Между тем о Гарри Гудини (настоящее имя иллюзиониста Эрих Вайс) написана целая библиотека книг, и феномен его таланта не разгадан до сих пор.В книге использованы совершенно неизвестные нашему читателю материалы, проливающие свет на загадку Гудини, который мог по свидетельству очевидцев, проходить даже сквозь бетонные стены тюремной камеры.
Сегодня — 22 февраля 2012 года — американскому сенатору Эдварду Кеннеди исполнилось бы 80 лет. В честь этой даты я решила все же вывесить общий файл моего труда о Кеннеди. Этот вариант более полный, чем тот, что был опубликован в журнале «Кириллица». Ну, а фотографии можно посмотреть в разделе «Клан Кеннеди», где документальный роман был вывешен по главам.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Владимир Дмитриевич Набоков, ученый юрист, известный политический деятель, член партии Ка-Де, член Первой Государственной Думы, род. 1870 г. в Царском Селе, убит в Берлине, в 1922 г., защищая П. Н. Милюкова от двух черносотенцев, покушавшихся на его жизнь.В июле 1906 г., в нарушение государственной конституции, указом правительства была распущена Первая Гос. Дума. Набоков был в числе двухсот депутатов, которые собрались в Финляндии и оттуда обратились к населению с призывом выразить свой протест отказом от уплаты налогов, отбывания воинской повинности и т. п.