Внутреннее Царство - [19]

В древней Церкви епитимья часто была очень суровой. За блуд (внебрачные связи) св. Василий Великий предписывает семь лет отлучения от причастия, а св. Григорий Нисский — девять лет; в более позднем каноническом законодательстве, приписываемом св. Иоанну Постнику, этот срок сокращен до двух лет со строгим постом. За непредумышленное убийство — в нашей современной ситуации, например, случайное убийство кого–либо в автомобильной катастрофе — Василий налагает десять или одиннадцать лет лишения причастия, а Григорий Нисский — девять лет; если кающийся строго соблюдает пост, Иоанн Постник позволяет сократить этот срок до трех лет. Родители, которые допустили, что их ребенок умер некрещенным, отлучаются на три года.

Конечно, даже и в ранний период епископ или исповедующий священник могли изменять эти предписания, руководствуясь принципом «икономии» (oikonomia) или пастырской гибкости, в зависимости от частной ситуации каждого человека. Сегодня тем более было бы исключением применение канонов в полную меру их строгости; широкая сфера действия «икономии» является нормальной. Однако принцип остается в силе: священник отвечает перед Богом за то, как он совершает таинство исповеди, и за ним остается право накладывать епитимью, по необходимости используя и временное отлучение от причастия. Например, в современной практике Греческой церкви в Западной Европе обычным является отлучение на один год от причастия женщины, которая сделала аборт (древние каноны предписывают гораздо более длительный срок). В подобных случаях священник может также предложить более действенные формы покаяния: «Ты разрушила жизнь, — может сказать он. — Теперь иди и утверждай ее: в течение следующих двенадцати месяцев добровольно по четыре часа в неделю работай в доме для детей, страдающих церебральным параличом».

Епитимью не следует рассматривать как наказание; еще менее — как способ искупить преступление. Спасение — свободный дар благодати. Своими собственными усилиями мы никогда не сможем загладить свою вину. Христос, единый посредник, — наше единственное искупление; или Он свободно прощает нас, или мы вообще не прощены. В исполнении епитимьи нет «заслуги», потому что по отношению к Богу человек никогда не может иметь никаких собственных заслуг. Здесь, как всегда, мы должны мыслить прежде всего в терапевтических, а не в юридических терминах. Епитимья — это не наказание и даже не способ искупления, но средство исцеления. Это pharmakon, или лекарство. Если сама исповедь подобна операции, епитимья — укрепляющее средство, которое помогает восстановлению организма в период выздоровления. Поэтому епитимья, как и вся исповедь в целом, существенным образом позитивна по своему предназначению: она не создает преграды между грешником и Богом, но служит мостом между ними. «Итак, видишь благость и строгость Божию» (Рим 11, 22): епитимья есть не только выражение Божественной строгости, но равным образом и выражение Божественной любви.

Наделенный властью «вязать» и «решить», давать разрешение грехов или воздерживаться от него, обладающий широкой свободой выбора относительно советов, которые он дает, или же врачующей епитимьи, которую он налагает, исповедующий священник берет на себя тяжелую ответственность. И все же его роль также ограничена. Как уже было отмечено, исповедуются Богу, а не священнику; и именно Бог дарует прощение. «Я только свидетель», — говорит священник; еще более точен в своем парафразе св. Тихон: «Я грешник, как и ты»… И если в момент отпущения грехов, возлагая свою руку на голову кающегося, священник в некотором смысле оказывается на месте Бога, то на предшествующей стадии тайнодействия, во время самого исповедания, он стоит на стороне приносящего покаяние, сам — как один из кающихся, «грешник, как и ты», который также нуждается в Божественном прощении. Поэтому, бесспорно, существует обратная связь между священником и тем, кто исповедуется: духовный отец получает помощь от своих духовных детей, как и наоборот. Исповедующий священник также в свою очередь должен идти на исповедь; и когда он это делает, то по обычаю снимает свой наперсный иерейский крест.

Роль священника как свидетеля и как кающегося вместе с исповедующимся ясно различима в самом способе принятия исповеди. Не принято, чтобы священник сидел, в то время как кающийся стоит на коленях, так как это предполагало бы, что священник скорее судья, чем свидетель. Во время гласных предначинательных молитв кающийся стоит перед иконой Христа или Евангелием, тогда как священник стоит сбоку. Затем, непосредственно во время исповедания грехов, оба они могут сидеть (греческая практика) или оба остаются стоять (русская практика): в любом случае они оба находятся в равном положении, как бы на одном уровне. Бывает, что кающийся становится на колени, а священник остается стоять: однако в этом случае священник вынужден наклониться, чтобы расслышать исповедующегося, и этот жест также имеет свое значение. Во время завершающего исповедь разрешения от грехов кающийся склоняет свою голову — но не перед священником, а перед иконой или Евангелием, символизирующими невидимое присутствие Христа, Который один только имеет власть оставлять грехи. Молитва отпущения не оставляет никакого сомнения в том, что именно Христос, а не священник, дарует прощение. В более древней версии, поныне употребляемой греками[