Внук зеленой молнии. Тайны старого колчана - [2]
Какой капитан откажется от старого и бывалого матроса? Тут же он зачислил матроса в свою команду и отправил домой отдыхать, предупредив, что корабль к вечеру уходит в море.
Распрощался матрос с капитаном и пошел к жене, которую не видел очень давно.
Жена, встретив мужа живым и невредимым, обрадовалась и, не дав ему сказать слова, посадила за стол. Сидит матрос за столом, но в горле у него все застревает: ведь в небе-то осталась прореха, надо залатать ее!
— Не беспокойся, — сказала жена, узнав, почему муж не притрагивается к еде, — ешь, пей, я сама это сделаю, и сделаю лучше тебя.
— Ну ладно, — согласился матрос, — пусть будет по-твоему.
Он плотно поел и заснул.
К вечеру просыпается матрос и видит свою жену в необыкновенно красивом голубом платье, и такая жена красавица в этом платье, что глаз от нее не оторвать. Только он хотел похвалить жену, как с берега раздался звон колокола: бом, бом, бом…
Это корабль звал его в море.
Выбежал моряк на улицу, поглядел на небо, а оно все в черных, белых и серых пятнах. Оказывается, жена, увидев на парусах красивую материю, взяла и перекроила ее на платья, а своими залатала небеса.
С тех пор как где-нибудь прорвется заплата, начинается ветер. Только успеют заштопать эту заплату, глядишь, уже трещит другая. Заплаты так в конце концов растрепало ветрами, что они превратились в тучи, которые теперь носятся с одного конца неба в другой.
Вот как, по словам наших дедов, появились на морях ураганы и бури. А насколько это правда, суди сам.
ЛЖИВЫЙ БОЦМАН И ВАНЯ МОРСКОЙ
Моряки говорят: «Никогда не плюй на палубу, после того как ее касались матросские руки, иначе на этом месте может вырасти твоя беда». А если так говорят они, значит, не напрасно.
Послушай, какая история произошла на одном корабле.
Стоял этот корабль у причала, нагруженный разными товарами, готовый уже к выходу в море. Матросы, окончив уборку, стояли, прислонившись к бортам, и покуривали трубки, перед тем как приступить к другим работам. А над ними так радостно сияло солнце, что казалось, если бы у него были руки, оно бы немедленно захлопало в ладоши. Ведь матросы так хорошо отдраили палубу, что она походила на яичный желток. А посреди этой палубы с важным видом стояли толстый, с засаленным животом боцман и длинный, как футшток[1], капитан.
Капитан, зевая, посматривал вверх, думая о чем-то своем, и в такт словам боцмана машинально кивал головой. Боцман же сердитым голосом говорил матросам:
— Ах вы несчастные тюлени! Вам бы не работать, а только на солнышке греть свои бока. Как только у вас хватает совести показывать такую срамную палубу людям и даже капитану?!
Хотя самому боцману и нравилось, как была надраена палуба, но хвалить матросов при капитане он не хотел, тем более что тот в такт его словам кивал головой. А поэтому боцман продолжал:
— Дворники и то улицы содержат лучше, нежели вы палубу своего корабля. Если неверно я говорю, пусть сейчас явится мать матросской справедливости или хоть сын ее и вместо языка мне подвесит эту поганую швабру[2].
И, чтобы еще больше показать свое усердие к службе, боцман с пренебрежением плюнул на палубу. Только он успел это сделать, как вдруг перед ним вырос здоровенный детина с матросским ножом и шваброй за поясом. Боцман от неожиданности даже отпрянул назад.
— Мать моя несчастная! Это еще что за чудо-матрос появился у нас? — пробормотал боцман.
А появившийся неторопливо откинул русый чуб назад и спокойно сказал:
— Я Ваня Морской, сын матросской справедливости. Пришел выполнить то, о чем меня только что просили.
И, больше не говоря ни слова, взял он швабру и ширнул боцману в рот.
Боцман хотел на него накинуться с бранью, но вместо языка у него теперь болталась швабра. Шлепает он ею по губам, а выговорить ни слова не может. Ваня же Морской как появился внезапно, так и исчез. А капитану пришлось списать боцмана с корабля.
И теперь, говорят, он ходит со шваброй во рту от корабля к кораблю, но в море его никто не берет. Да и кому нужен такой лживый боцман!
КОРАБЛЬ С ПОТЕРЯННОЙ СОВЕСТЬЮ
Ох уж эта совесть, никому она не дает покоя!
В предрассветный час матросу так хочется спать, а совесть говорит:
— Вставай, голубчик, пора уж на вахту.
Может быть, матрос еще бы поспал лишнюю минуту, но совесть одно и то же твердит и твердит ему, пока он со злостью не выбросит подушку из-под головы и не спрыгнет с постели.
А на вахте стоит этой совести разглядеть в каком-нибудь углу (где бы и боцман даже не заметил) соринку — обязательно, дотошная, заставит лезть туда.
Прямо беда с ней! Если бы ее можно было выбросить за борт, как, допустим, кок выбрасывает после обеда оставшуюся пищу. Или, может, где-нибудь ее потерять…
Наверное, без совести жилось бы куда лучше.
И вот на одном корабле матросы решили избавиться от такой обузы, как совесть. Перед выходом в море они отошли как можно дальше от корабля, легли на землю и стали кричать:
— Не выйдем в море! Не выйдем в море!
Совесть колотилась, колотилась у каждого в груди, наконец, выйдя из терпения, плюнула им в души и выскочила наружу.
Матросы, почувствовав себя свободными от совести, быстро поднялись на ноги и бегом на корабль. Но совесть ведь тоже не глупая, она по пути в порт забежала в портняжную мастерскую, быстренько переоделась в матросскую робу и почти вслед за матросами поднялась на палубу корабля.
