Внук Петра Великого - [44]

И вот теперь я шел к ней с твердым намерением закатить скандал. Однако, скандала не получилось. Елизавета так и не поняла, почему я взбеленился и категорически отказался напяливать на себя женские шмотки, даже на маскарад. Она искренне считала, что организовывает это увеселение, дабы развлечь меня, потому что я выгляжу немного грустным. Что-то доказать тетке оказалось нереальным делом, тогда я просто сказал, что никуда не пойду, потому что у меня изжога, и вышел. Хлопнуть дверью мне дал лакей, открывший передо мной эту самую дверь и закрывший ее после моего ухода.

Весь день я сидел как на иголках, ожидая, что Елизавета предпримет хоть какие-то действия в ответ на мой демарш, но так ничего и не дождался. Никто не пришел от нее, чтобы насильно засунуть меня в это гребанное платье и потащить на начавшийся бал. И тогда я пошел гулять, кипя от необъяснимой злости.

— Ничего, я однажды нормальный маскарад велю организовать — где главным атрибутом будет маска, чтобы понадежнее лицо закрывала, — пробурчал я, останавливаясь, глядя на мелькающие в окнах силуэты.

— Зачем маски на лицо? — раздался позади меня голос, и я резко развернулся, буквально столкнувшись с мальчишкой лет четырнадцати-пятнадцати на вид. В темноте было плохо видно его лицо, но единственное, что я мог про него сказать — парень был очень красивый, прямо хоть открытки рисуй, или агит-плакаты с подобным типажом для раскрутки. — Ой, ваше высочество, — он склонился в поклоне, видимо действительно только понял, кто перед ним. — Я думал, что вы там? — и он кивнул на освещенные окна. Я же покачал головой.

— Не вижу ничего веселого в том, чтобы, щеголяя в женском платье, видеть волосатую грудь братьев Шуваловых в глубоких декольте. По-моему, это мерзко, — я скривился.

— Я того же мнения, ваше высочество, — осторожно заметил парень. — Так зачем маски?

— Чтобы делать вид, будто не узнаешь партнера по танцам, к примеру, — я хмыкнул. — А потом в полночь маски убрать, и… ах, какая неожиданность. В это-то и заключается пикантность.

— А как же голос, движения, на них тоже маску надеть? — парень скептически усмехнулся.

— Я же говорю, чтобы делать вид, будто никого не узнаешь, такая вот маленькая хитрость. А не то, что сейчас там творится, — и я кивнул на окно.

— Я даже сказался больным, чтобы не идти на бал, — внезапно признался мой случайный собеседник.

— И тем самым очень расстроил ее величество, Миша, — теперь уже подпрыгивали мы вместе с этим Мишей. Сбоку от нас стояла девушка, выглядевшая нашей ровесницей. Вот она явно не саботировала приказ Елизаветы. Одета в гвардейский мундир, который сидел на ней немного несуразно, с забранными в хвост длинными светлыми волосами и нарисованными усиками над верхней губой. — Ее величество очень огорчилась, что на празднике нет ее камер-пажа и его высочества.

— Да ладно тебе, Анечка, — махнул рукой Миша, — ее величество и без нас прекрасно веселится. Как сказал его высочество, любуясь на волосатую грудь братьев Шуваловых, — девушка прыснула.

— У них еще ничего, а вот у Алексея Григорьевича, вот там да… есть на что полюбоваться, — и они негромко рассмеялись.

— Кхм, — многозначительно произнес я, привлекая к себе внимание. И парень, и девушка встрепенулись, посмотрев на меня.

— Простите, ваше высочество, мы, наверное, слишком много себе позволили, — пробормотала девушка и присела в реверансе. Учитывая, что на ней был надет гвардейский мундир, а на плечи наброшен теплый плащ, выглядело это убойно.

— Я бы больше оскорбился позорящей мундир сценой, — задумчиво проговорив, посмотрел на девушку. — Но, так как это было распоряжение ее величества, то, кто мы такие, чтобы против него идти? И, кстати, вы не были мне представлены, с кем я вообще сейчас беседую?

— Простите ваше высочество, — парень снова поклонился. — Камер-паж ее величества Михаил Сафонов, а этот странный подпоручик — Татищева Анна Алексеевна, фрейлина ее величества Елизаветы Петровны.

— Меня же вы и так знаете, — я снова посмотрел на окна. — Кто вообще придумал этот идиотский фарс?

— Ее величество считает, что такие маскарады — это оригинально и свежо, — пробормотала Анна. — И она взапраду очень огорчилась, когда вы, ваше высочество, не оценили ее придумки. Елизавета Петровна даже слезу пустила от огорчения, после вашего ухода сегодня утром.

— Что не помешало ей принять Ботта, — скептически заметил Сафонов. — Видно же, что австрияк нисколько ее не уважает и всячески пытается насмехаться.

— Но он по крайней мере просто насмехается, а Шетарди открыто говорит, что смыслом своей жизни в России ставит свержение Бестужева, — наклоняясь к нам тихо проговорила Анна.

— Когда это он такое говорил? — Сафонов наморщил лоб, видимо, пытаясь вспомнить, о столько вопиющем факте.

— Я слышала, как они с Лестоком разговаривали, — ответила Анна слегка смущенно.

— Ты что же подслушивала? — я не смог сдержать улыбки.

— И ничего я не подслушивала, — она явно смутилась. — Просто они громко говорили, а я хорошо знаю французский язык. А вот французский посол, похоже, уверен, что здесь в России девушек учат только вышивать.