Внук Персея. Сын хромого Алкея - [43]
Умри ванакт от яда или ножа — кто займет тронос?
— Вызов и перстень!
— Перстень и вызов!
— Какой перстень? — вздыхает Амфитрион.
— С ладьей!
— Со львами…
Перстень с ладьей Амфитриону незнаком. Таких побрякушек на островах — флотилия. Перстень со львами… Наутро после поминок по дедушке Пелопсу приходил Горгофон — или Амфимах? вечно он их путает… — искал перстень. Со львами. Жаловался: обронил спьяну. Весь дом перерыл. Не нашел, спросил простокваши. Голову лечил простоквашей, болела голова. Горевал: отец убьет. Перстень — отцовский подарок. Львы Микен, стражи города…
«Я возвел Львиные ворота, — рычит дядя из глубин памяти. — Я…»
Ворота знаменитые, что и говорить. Четыре глыбы известняка. Дубовые, окованные медью, створки. Одна притолока весит семьсот пятьдесят талантов[56]. На фронтоне — львы попирают алтари. Головы зверей обагрены кровью. Горит вишневый жировик[57] на солнце. Кто послал львов на далекий Тафос? Кто велел хищникам бросить вызов? Может статься, что и сам Горгофон. А искать приходил для туману. Кинется ванакт: где подарок? — гулял у родича, обронил.
И не спросишь у мертвеца: так? нет?
Сопят коровы в ночи. Храпят волы, выпряженные из телег. Храпят пастухи с охранниками. Взлаивают спросонья пастушьи собаки. Безгласные, стоят тени на краю. Чудится Амфитриону: за ними, темнее мрака, гуще дурной крови, встает иная тень — великая. «Что? — спрашивает Пелопс Проклятый. — Не рад мне, внук? Зря — я тебе лучший друг. Женись на Алкмене, скорей женись! Зять бездетного ванакта к троносу ближе всех…» Уйди, просит Амфитрион. Раньше он думал, что у него один грозный дед — Персей. Ошибся — оба деда грозны по-своему. Страх перед Персеем-Истребителем, как резкий запах, не сразу рассеялся над Пелопоннесом. Но страх перед элидским собирателем земель висел над Островом Пелопса, как молот над наковальней. Интриган и предатель, Пелопс жил в своих замыслах. Проникнуть в их сердцевину было трудней, чем взять крепость.
— Это вы!
— Нет, вы!
Это я, думает Амфитрион. Я — тоже тень. Я черной тучей висел над Электрионидами, толкая на безумство. Кому вы хотели утереть нос, глупцы? Сыну хромого Алкея?! Я никогда не хотел превзойти дедушку Персея. Соперничать с бурей? Отца же я не считал за соперника. Иначе, подобно сыновьям Птерелая, ринулся бы на вызов, как бык на красное — лишь бы сравняться с победоносным отцом. Или хотя бы заслужить его одобрение…
«Я виноват. На мне нет вины, и все же я виноват…»
— Ты обещал! — кричит Эвер.
— Что?
Не сразу Амфитрион понимает, что обращаются к нему.
— Ты обещал! Ты клялся, что из Микен отправишь меня домой…
На мальчишке лица нет. Лицо осталось там, в пене прибоя. Вся правая сторона — сплошной кровоподтек. Опухоль сходит медленно, как паводок с низин. По лбу прошлись когтистой лапой. Хорошо, глаз цел. Жуткая маска дергается, требует:
— Ты! Обещал!
— А ты обещал вести себя смирно, — напоминает Амфитрион. — Не пытаться сбежать.
— Сбежать? — слова Эвер не произносит, а выплевывает. — Ну конечно! Ты только и мечтаешь, чтобы я сбежал! Один, без оружия, в сердце ваших земель… Я стану рабом быстрее, чем доберусь до ближайшей гавани! Да и в гавани… Кто возьмет меня на ладью? Кто поверит, что я — сын Птерелая?! Такими сыновьями торгуют на невольничьих рынках…
— Так тебе и надо! — вмешивается Ликимний. — Кто просил вас слать нам вызов?
— Нас?!
И все начинается заново.
— Вставай, — будит Тритон. — Сбежали.
— Кто? Эвер?!
— Пастухи. Охрана. Собак забрали, да…
Унылые коровы жевали траву. Дремали волы. Сдвинутые, ждали телеги с пифосами. У погасшего костра спали мальчишки. Спинами друг к другу, сжав кулаки. Остальные исчезли — ни человека. Элейцы ушли ночью, по-воровски. Кому охота идти рядом с дурным вестником? По-своему люди Поликсена были честны: до Микен оставалось полдня пути.
— Коровы, — бормочет довольный Тритон. — Наши…
Стасим
Шторм шел на убыль.
Всю ночь он ярился, смешав небо и море. Молния Зевса скрещивалась с трезубцем Посейдона — брат восстал на брата. Изъязвленные перуном, волны-каракатицы текли сине-черным. Пронзенные зубчатыми остриями, тучи-гроздья сочились черно-синим. Кони морские и небесные топтали простор. Под их копытами мир бродил виноградным суслом, бурля от хмеля, рождающегося в муках. Горе кораблю, застигнутому бурей в открытых водах! Быть ему щепками, обломками, гнилой требухой! Быть его команде пищей для лупоглазых рыб… Нереиды, и те ушли на глубину, боясь превратиться в клочья пены. А братья-Олимпийцы все тешились молодецкой забавой, пока не прискучила им потеха.
Хватит, сказали бессмертные.
Время пить нектар.
Всю ночь юный Эвер стоял на утесе, глядя на буйство стихий. Он вымок до нитки. Зубы стучали, тело сотрясала мелкая дрожь. Под утесом, пленницей под насильником, лежала бухта — одна из многих на восточном побережье Тафоса. Тараны волн крушили окрестные скалы, грозя вломиться в сердце каменной цитадели. Молнии обещали превратить Эвера в пепел, да видно, брезговали жалкой добычей. Закусив губу, вглядываясь до рези под веками, мальчик убеждал себя, что видит — ну конечно же! видит… — в воде косматую голову отца.
С вечера Птерелай вошел в море по грудь. Так он и остался до рассвета, не двигаясь с места. Кого иного волны уволокли бы прочь от берега, на растерзание бури, но внук Посейдона был недвижим. Глыба среди глыб; вода в воде. Золотой, хищный блеск вспыхивал над Птерелаем — и гас, не желая соперничать с блеском молний. Днем, вспомнил Эвер, причалила ладья со страшным грузом. Пифосы с телами погибших доставили во дворец. Отец с мертвым лицом выслушал рассказ кормчего-элейца, махнул рукой — омойте вестнику ноги! Дайте ему вина… — и подошел к пифосам. Лбом он утыкался в бок глиняных гробниц, молчал, словно вслушивался в скорбный шепот — и прощался с детьми, называя каждого по имени. Хромий, Тиранн, Антиох… Когда он удалился, и слуги начали сбивать засмоленные крышки — люди ужаснулись. Крыло Народа ни разу не ошибся. Словно видел сквозь глину и масло, мед и воск, и пелены из буссоса — да, это буйный Хромий, а это храбрый Тиранн…
В Японии царит Эпоха Воюющих Провинций. Все сражаются со всеми, горят крепости и монастыри, вороны пируют на полях боев. Монах-воин Кэннё, настоятель обители Хонган-дзи, не может больше видеть этот ужас. Он просит будду Амиду сделать что-нибудь, что прекратило бы кровопролитие, и милосердный будда является монаху. Дар будды изменит всю дальнейшую историю окрестных земель, превратив Страну Восходящего Солнца в Чистую Землю. Вскоре правительство Чистой Земли учредит службу Карпа-и-Дракона, в обязанности которой войдут разбирательства по особым делам, связанным с даром будды.
Кто не слышал о знаменитом монастыре Шаолинь, колыбели воинских искусств? Сам император благоволит к бритоголовым монахам – воинам в шафрановых рясах, чьи руки с выжженными на них изображениями тигра и дракона неотвратимо творят политику Поднебесной империи. Но странные вещи случаются иногда в этом суетном мире Желтой пыли…Китай XV века предстает в книге ярким, живым и предельно реалистичным. Умело сочетая традиции плутовской новеллы с приемами современной прозы, тонкую иронию и высокую трагедию, динамичный сюжет в духе «Путешествия на Запад» – с оригинальными философскими идеями, авторы добиваются того, что вращение Колеса Кармы предстает перед читателем в абсолютно новом свете.
Закон будды Амиды превратил Страну Восходящего Солнца в Чистую Землю. Отныне убийца жертвует свое тело убитому, а сам спускается в ад. Торюмон Рэйден – самурай из Акаямы, дознаватель службы Карпа-и-Дракона – расследует случаи насильственных смертей и чудесных воскрешений, уже известных читателю по роману «Карп и дракон». Но даже смерть не может укротить человека, чья душа горит в огне страстей. И теперь уже не карп поднимается по водопаду, становясь драконом, а дракон спускается с небес, чтобы стать карпом.
Силы Света и силы Тьмы еще не завершили своего многовекового противостояния.Лунный Червь еще не проглотил солнце. Орды кочевников еще не атаковали хрустальные города Междумирья. Еще не повержен Черный Владыка. Еще живы все участники последнего похода против Зла — благородные рыцари и светлые эльфы, могущественные волшебники и неустрашимые кентавры, отважные гномы и мудрые грифоны. Решающая битва еще не началась…Ведущие писатели, работающие в жанре фэнтези, в своих новых про — изведениях открывают перед читателем масштабную картину непрекращающейся магической борьбы Добра и Зла — как в причудливых иномирьях, так и в привычной для нас повседневности.
Миф о подвигах Геракла известен всем с малолетства. Но не все знают, что на юном Геракле пересеклись интересы Олимпийской Семьи, свергнутых в Тартар титанов, таинственных Павших, а также многих людей - в результате чего будущий герой и его брат Ификл с детства стали заложниками чужих интриг. И уже, конечно, никто не слышал о зловещих приступах безумия, которым подвержен Великий Геракл, об алтарях Одержимых Тартаром, на которых дымится кровь человеческих жертв, и о смертельно опасной тайне, которую земной отец Геракла Амфитрион, внук Персея, вынужден хранить до самой смерти и даже после нее.Содержание:Андрей Валентинов.
Закон будды Амиды гласит: убийца жертвует свое тело убитому, а сам спускается в ад. Торюмон Рэйден, самурай из службы Карпа-и-Дракона, расследует случаи насильственных смертей и чудесных воскрешений. Но люди, чья душа горит в огне страстей, порой утрачивают облик людей. Мертвые докучают живым, в горной глуши скрываются опасные существа, а на острове Девяти Смертей происходят события, требующие внимания всемогущей инспекции тайного надзора. Никого нельзя убивать. Но может, кого-то все-таки можно? Вторую книгу романа «Дракон и карп» составили «Повесть о голодном сыне и сытой матери», «Повесть о несчастном отшельнике и живом мертвеце» и «Повесть о потерянной голове».
В Сфере Богов бесчисленные легенды боролись за таинственный куб. После сражения таинственный куб исчез в пустоте. Линь Мин натыкается на этот таинственный объект и начинает своё путешествие, чтобы стать героем земли.
В Сфере Богов бесчисленные легенды боролись за таинственный куб. После сражения таинственный куб исчез в пустоте. Линь Мин натыкается на этот таинственный объект и начинает своё путешествие, чтобы стать героем земли.
Явление, изменившее мир... Происшествие, после которого люди начали обнаруживать в себе невероятные способности. Порой это были увеличившиеся физические характеристики, в некоторых случаях появлялись навыки контроля над стихией или иным видом энергии. Но общее в новообретенных силах было то, что они выражали истинную сущность человека, скрытую глубоко внутри. Однако, помимо индивидуалистов, способных обрести неповторимые навыки, «Пробуждались» так же и те, кто отождествлял свое «Я» с суррогатными вселенными.
Между Смертным Императором и его противником завязалась финальная битва, в результате которой Смертный Император разрушил Подземный Мир. Божественный артефакт – таинственная пурпурная карта, которая прежде связывала Демона-Короля Подземного Мира – исчезла в пространственно-временной воронке, затерявшись в бесконечной пучине. В бескрайней глуши, где боевые искусства только начали зарождаться, несколько бесподобных мастеров пытались проложить себе путь в мир истинных боевых искусств. Молодой парень с Земли по имени И Юнь невольно попал в такой мир и начал своё путешествие с пурпурной картой неизвестного происхождения. Это история о величественном, но всё ещё неизвестном мире истинных боевых искусств.
Между Смертным Императором и его противником завязалась финальная битва, в результате которой Смертный Император разрушил Подземный Мир. Божественный артефакт – таинственная пурпурная карта, которая прежде связывала Демона-Короля Подземного Мира – исчезла в пространственно-временной воронке, затерявшись в бесконечной пучине. В бескрайней глуши, где боевые искусства только начали зарождаться, несколько бесподобных мастеров пытались проложить себе путь в мир истинных боевых искусств. Молодой парень с Земли по имени И Юнь невольно попал в такой мир и начал своё путешествие с пурпурной картой неизвестного происхождения. Это история о величественном, но всё ещё неизвестном мире истинных боевых искусств.
В Сфере Богов бесчисленные легенды боролись за таинственный куб. После сражения таинственный куб исчез в пустоте. Линь Мин натыкается на этот таинственный объект и начинает своё путешествие, чтобы стать героем земли.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Я, Одиссей, сын Лаэрта-Садовника и Антиклеи, лучшей из матерей. Одиссей, внук Автолика Гермесида, по сей день щедро осыпанного хвалой и хулой, и Аркесия-островитянина, забытого едва ли не сразу после его смерти. Правнук молнии и кадуцея. Сокрушитель крепкостенной Трои, убийца дерзких женихов. Муж, преисполненный козней различных и мудрых советов. Скиталец Одиссей. Герой Одиссей. Хитрец Одиссей. Я! я… Вон их сколько, этих «я». И все хотят вернуться. Возвратившись для других, теперь они хотят вернуться по-настоящему: для себя.
Юный герой Персей убил чудовище Горгону Медузу. Об этом подвиге знают все. Но мало кто знает, как через тридцать лет великий Персей вступил в войну с Дионисом, желая остановить победное шествие бога по Арголиде. Двое сыновей Зевса сошлись в битве не на жизнь, а на смерть. Лилась кровь, буйствовали вакханки, мужчины брались за копья. Прошлое выворачивалось наизнанку, а будущее грозило молниями. Внуку Персея, мальчику Амфитриону, выпала суровая доля — быть рядом с дедом в его войне.Новый роман Г. Л. Олди — третий роман знаменитого «Ахейского цикла», к которому авторы шли десять лет, — повествует о событиях, предшествующих книгам «Герой должен быть один» и «Одиссей, сын Лаэрта».
Я, Одиссей, сын Лаэрта-Садовника и Антиклеи, лучшей из матерей. Внук Автолика Гермесида, по сей день щедро осыпанного хвалой и хулой, — и Аркесия-островитянина, забытого едва ли не сразу после его смерти. Правнук молнии и кадуцея. Владыка Итаки, груды соленого камня на самых задворках Ионического моря. Муж заплаканной женщины, что спит сейчас в тишине за спиной; отец младенца, ворочающегося в колыбели. Герой Одиссей. Хитрец Одиссей. Я! я… Вон их сколько, этих «я». И все хотят вернуться. Еще никуда не уехав, они уже хотят вернуться.