Внук Донского - [11]

А князь продолжал вещать, обрабатывая зубами очередную порцию еды:

— Васька не по старине на стол московски сел и главы сей не имет. Мате его, литвинка Софья с боярином Иваном Всеволожем и с митрополитом Фотеем, наместо него правят. Не допустит Господь сего кощунного владычествования на столе дедичевом, всеволодовом. Верные люди рекоша, иже осерчал брате мой на жену сею литвинку за блуд ея и отказал сыну в завете, мя указал. Софья с бояры тую грамотку подмениша. Средь моих бояр израдники сыскалися, пособиша московцам.

— Выход ордынский готовить теперь не надо. Васька ведь ничего в Орду не повезёт. Всё себе оставит. Потому-то тебе и не сообщали о секретных соглашениях с Литвой, чтобы деньгу тянуть, — решил хоть немного подбодрить отца.

— Истинно сие, — рассеянно согласился он — Сам соиму купно выход требны и слещу в Орду царю Мехмету. Аще сведает он про васькину израду, даст ми ярлык на великое княжение абие.

— Великое княжение не в Орде берётся, а среди сердец русичей обретается. Князья на Москву глядят, как и братья твои. Перетянуть их надо на сторону Галича. Чтобы они собрались вокруг тебя, как полвека назад вокруг твоего отца.

— Есть князья, кои зрят в мою сторону. А прочие ждут, кой зельне стане. Ноли они к тому прислонятся.

Князь вдруг резко сменил тему разговора и снова принялся выражать радость от того, что я интерес стал проявлять к державным делам, отвалившись от радений пустых, книжных.

Так вот почему Димона ненормальным здесь считали? Он, оказывается, книжки почитывал. Каким нехорошим мальчиком я был, однако!

— Человек умом через науку возвышается, иже в библах хранится, — позволил себе не согласиться.

— Не спорю, сам люблю библы многомудрые чтить. Но ты и от ратной мастроты отворотился, и помощь в детелях моих без усердия сполнял. Я ужо мнил, иже придется тя, яко Ивана, в иноках схоронить. Матушка любила тя паче. По ея завету зельно тя не бивал. Ныне Бог порадовал мя теим вразумлением. От матушки лепостью одарен, а от мя разумом державным примыслился, — расхваливал меня вовсю отец.

Что-то уж подозрительно много елея проступило в его голосе.

— Со старой княгиней Еленой Ольгердовной и боярами боровски слажено бысть выдасти за тя сестру князя ихнего младого Василия Ярославича Марьюшку. Злы боровцы на Москву за отъяты земли. Полюбие готовы с нами крепити. Ныне ты разум ял и требен покоритися воле родичевой.

Что-то темнит батя. Когда это он успел договориться насчёт моей женитьбы, если я только пару дней в статусе случайно выздоровевшего тут нахожусь? Свою кандидатуру он обговаривал с боровцами стопудово.

Великий мор выкосил почти всех мужских потомков князя Серпуховского Владимира Храброго. Когда умер в 1427 году его последний сын Василий, князь Перемышльский и Углицкий, бремя власти в обширных землях пришлось принять на себя семидесятилетней матери Елене. Племянник последнего князя Василий Ярославич по младолетию не мог взять в свои руки бразды правления. Умевшая подавать дельные советы мужу и сыновьям, оставшись самой на державном месте, старая княгиня растерялась и допустила кое-какие хозяйственные просчёты, приведшие к появлению большого долга по дани в Орду. Вдобавок, некоторые из её умерших бездетных сыновей не оставили завещаний. Из-за этого московские казуисты смогли фактически отторгнуть от наследия Владимира Храброго Городецкие земли и богатый Углицкий удел.

В старину родственные узы были залогом устойчивого союза между государствами. В дальнейшей известной мне истории сестра Боровского князя Василия обручилась с Василием Тёмным примерно два года спустя, и он добросовестно сражался на стороне московского свояка и сюзерена против моего отца и братьев. Когда московский Василий избавился от всех конкурентов на великокняжеский престол, он отплатил своему верному вассалу и союзнику чёрной неблагодарностью. Обвинил его в несуществующем заговоре и под этим предлогом отобрал все уделы, включая отчину. Бывший князь Боровский умер в кандалах, находясь в заключении в Вологде с сыновьями. Только его старшему сыну Ивану и жене удалось избежать страшной участи, отправившись в изгнание в Литву.

Может быть, стоило бы немного подкорректировать историю и сделать внука Владимира Храброго сторонником Галича, воспользовавшись благоприятной ситуацией? Через два года эта возможность исчезнет.

— Давно бы сам женился на ней. Ты же вдовый, без женщин маешься, небось. Мужчина ты видный. О таких женихах любая девушка мечтает, если не дура полная, — предпринял я ответную контратаку.

— Полно те глупости сказывать. Марьюшка для моих лет унота лишче, унучка почти. Не мне, пню трухлявому на младую плоть взлезать. Ато сыны мои сию хоругвь несут, — проговорил князь и водрузил свой перст на меня.

— Братья мои старшие ещё не женаты, хотя давно в годах зрелых, — возразил ему.

— Братья теи суть ослушники противу глагола отча. В блудилищах с блудницами московски в игрищах злострастны, греховны семием скудеша. Ты ныне токмо надёжа моя, — внушительно возразил отец.

— Как же так, батюшка? Молод я ещё для женитьбы, не нагулялся, — взвыл я беременной ежихой.