Внизу - Сванетия - [9]
— Один не пойдешь,— говорил мне Шалико Маргиани,— я тебе сванов найду. Надо немножко подождать.
Сам он не мог идти со мной в Сванетию, Шалико работал инструктором в Итколе. Работал он хорошо, с тех пор у него все наладилось, он был одним из самых квалифицированных и уважаемых альпинистов в Итколе.
— Я сам провожу тебя до перевала, без меня не ходи,— Шалико тоже не на шутку был озабочен. И не зря: единственная группа, прорвавшаяся через перевал перед нами, угодила-таки в лавину. Обошлось без смертей, но были серьезные травмы, и сванам пришлось на руках транспортировать пострадавших от перевала до дороги.
Слухом земля полнится, ко мне стали приходить киевляне, харьковчане, ростовчане и все просили взять их с собой через перевал. Спасатели устроили мне сцену, и я заявил, что не иду и не собирался идти через перевал. И действительно, я начал уже подумывать об окольном пути через Нальчик, Тбилиси, и Кутаиси, но тут встретил своего ученика и большого друга Нуриса Урумбаева. Нурис окончил Московский университет и работал теперь научным сотрудником лаборатории МГУ по изучению снежных лавин. Всю зиму он прожил под Эльбрусом, в Терсколе, был в прекрасной спортивной форме и к тому же хорошо разбирался в лавинах. О лучшем спутнике нечего было и мечтать. Особенно если иметь в виду, что в последнее время моя тренировка сводилась к подъему на восьмой этаж, когда я возвращался домой после двенадцати и лифт уже не работал.
— А вы ходили через Донгуз-Орун? — спросил он меня,
— Нет. Ходил через все остальные перевалы, а через этот не ходил.
— Я тоже не ходил, а любопытно глянуть, что там происходит с лавинами.
Донгуз-Орун — перевал пустяковый, летом через него идут толпы туристов. Это самый простой перевал, ведущий из Балкарии в Сванетию. Но это летом, а сейчас нам пришлось, поселившись на «Луне» (так называется хижина и кафе на горнолыжном подъемнике Чегета, «Луна», или «Ай» по-балкарски), несколько дней покататься на лыжах в ожидании морозной ночи.
Нет худа без добра, поездив с Нурисом, я слегка обновил свою устаревшую горнолыжную технику.
Освоить технику слалома не так-то просто, но еще труднее переучиваться. Она, как и все в нашей жизни, без конца меняется, эта техника. Мне приходилось осваивать ее три раза. Сначала мы делали на горных лыжах повороты типа «телемарк»: выставляешь одну лыжу далеко вперед, сильно сгибаешь колени, руки разносишь в стороны. Так катался в 30-х годах Хемингуэй. Затем пришла упоровая техника. Освоил и ее. Но тут появились «параллельные лыжи». Пришлось учиться заново. А теперь уже у нас шесть групп поворотов «христианией». Теоретически я изучил их достаточно, но это маловато для того, чтобы обучать других.
Пожалуй, никто в Союзе в этом году не «накатал» столько, сколько Нурис. В течение всей зимы он ежедневно, без выходных делал до десятка спусков с самого верха Чегета. Он так расставил свои контрольные шурфы в снегу, которые надо было проверять чуть ли не каждый час, что ежедневно спуск на лыжах составлял у него десятки километров. Поднимался он, конечно, на подъемнике. Нижняя станция Чегетского подъемника стоит на высоте 2170 метров над уровнем моря, кафе «Ай» — 2750 метров, а верхняя станция расположена на высоте 3050 метров. Вот и посчитайте, перепад высот около 900 метров, спуска километра три с половиной, а что выйдет за день? Или за сезон?
Нурис относится к той категории людей, которым горы не могут надоесть. Уже в мае, в конце сезона, он катался еще с удовольствием. Это сделало его первоклассным горнолыжником, я любовался им, как знатоки балета любуются, наверное, прима-балериной.
Вечером 2 мая я подмигнул Нурису:
— Подмораживает...
— Да, похоже. Я думаю, будет держать,— ответил он.
— Собираемся,— решил я.— Выйдем в двенадцать часов ночи.
Я поспешил оповестить Шалико, чтобы он не волновался, и ровно в полночь мы вышли на перевал. Шли без лыж, семнадцать часов шли до ближайшего в Сванетии селения Накра; шли, проваливаясь на спуске выше колен, а на леднике — по пояс; шли в постоянном напряжении, то и дело прислушиваясь, вздрагивая и озираясь по сторонам.
Когда же спустились наконец на ледник, обычно молчаливый и сдержанный Нурис не мог сдержаться.
— Вы только посмотрите. Сан Саныч, что делается! — восклицал он то и дело.— Сотни, тысячи лавин в одном ущелье! Какая красота!
Я как-то не мог до конца разделить его чисто профессионального восхищения и без всякого удовольствия посматривал на склоны, где вплотную, конус к конусу, вдоль всего ущелья были навалены многие миллионы тонн спрессовавшегося в лавинах снега. Зато меня заинтересовали маленькие лунки на снегу, этакие небольшие углубления, в которых лежали то прошлогодний листочек, то пучок травы, то просто кусочек дерна. Попадались и цветы. Каждая проталинка повторяла форму предмета. Привыкнув к тому, что летом ледники бывают усеяны бабочками, стрекозами, комарами и другими насекомыми, заносимыми сюда горными бризами, я не мог понять, откуда зимой на поверхности ледника могли оказаться все эти предметы. Нурис просветил меня. Оказывается, все это приносится сюда воздушной волной лавин. При падении тяжелой лавины захваченные ею предметы взмывают вверх и оседают на снег после того, как лавина остановится.
В основу этой повести положены действительные события. 14 июля 1969 года из историко-художественного музея города Сольвычегодска была похищена пелена «Богоматерь Владимирская», изготовленная в мастерских Строгановых в первой половине XVII века. Долгое время о ней ничего не было известно, пока автор случайно не обнаружил ее в Коряжме в одной частной коллекции.Конечно, последовавшие за этим события несколько изменены, как заменены и имена действующих лиц.
Эта книга — увлекательное повествование о русских наградных медалях: истории их создания, статуте и порядке награждения ими. И, конечно же, о многочисленных баталиях и беспримерной отваге российских воинов, в честь блистательных побед которых и учреждались те или иные награды.Для массового читателя.
Во втором томе, логически продолжающем первый, даётся популярное описание отечественных наградных медалей периода 1917—1988 гг. Сюда же включены впервые в отечественной литературе и наградные знаки многочисленных формирований Белого движения.
В книгу Александра Кузнецова вошли две повести. Герой повести «Внизу — Сванетия» — заслуженный мастер спорта СССР по альпинизму Михаил Хергиани. Рассказ об этом удивительном человеке органически входит в контекст повествования о сванах — их быте, нравах, обычаях, истории и культуре. В повести «Измайловский остров» исторический материал переплетается с реалиями современной жизни. Перед глазами читателя встают заповедные уголки старой Москвы, выявляется современный смысл давних и недавних исторических событий, духовных и культурных ценностей далекого прошлого.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В декабре 1971 года не стало Александра Трифоновича Твардовского. Вскоре после смерти друга Виктор Платонович Некрасов написал о нем воспоминания.
Автор — полковник Красной армии (1936). 11 марта 1938 был арестован органами НКВД по обвинению в участии в «антисоветском военном заговоре»; содержался в Ашхабадском управлении НКВД, где подвергался пыткам, виновным себя не признал. 5 сентября 1939 освобождён, реабилитирован, но не вернулся на значимую руководящую работу, а в декабре 1939 был назначен начальником санатория «Аэрофлота» в Ялте. В ноябре 1941, после занятия Ялты немецкими войсками, явился в форме полковника ВВС Красной армии в немецкую комендатуру и заявил о стремлении бороться с большевиками.
Выдающийся русский поэт Юрий Поликарпович Кузнецов был большим другом газеты «Литературная Россия». В память о нём редакция «ЛР» выпускает эту книгу.
«Как раз у дверей дома мы встречаем двух сестер, которые входят с видом скорее спокойным, чем грустным. Я вижу двух красавиц, которые меня удивляют, но более всего меня поражает одна из них, которая делает мне реверанс:– Это г-н шевалье Де Сейигальт?– Да, мадемуазель, очень огорчен вашим несчастьем.– Не окажете ли честь снова подняться к нам?– У меня неотложное дело…».
«Я увидел на холме в пятидесяти шагах от меня пастуха, сопровождавшего стадо из десяти-двенадцати овец, и обратился к нему, чтобы узнать интересующие меня сведения. Я спросил у него, как называется эта деревня, и он ответил, что я нахожусь в Валь-де-Пьядене, что меня удивило из-за длины пути, который я проделал. Я спроси, как зовут хозяев пяти-шести домов, видневшихся вблизи, и обнаружил, что все те, кого он мне назвал, мне знакомы, но я не могу к ним зайти, чтобы не навлечь на них своим появлением неприятности.
Изучение истории телевидения показывает, что важнейшие идеи и открытия, составляющие основу современной телевизионной техники, принадлежат представителям нашей великой Родины. Первое место среди них занимает талантливый русский ученый Борис Львович Розинг, положивший своими работами начало развитию электронного телевидения. В основе его лежит идея использования безынерционного электронного луча для развертки изображений, выдвинутая ученым более 50 лет назад, когда сама электроника была еще в зачаточном состоянии.Выдающаяся роль Б.