Вниз по Уралу - [18]
И вот[1]:
«Под хутором Янайским очутились ночью. Усталость была беспредельная. Повалились с ног. Каменным сном заснули бойцы… Даже караулы не могли совладеть с собой — спали и они. Красный лагерь представлял собой сплошное мертвое царство… Казаки приготовились к внезапному удару; они цепями подкрадывались почти вплотную, залегли в нескольких шагах, только боялись начать в такую глухую, непроглядную темень, — ждали первых признаков робкого дрожащего рассвета… Конные массы отброшены по флангам, они нацелились поскакать за бегущими, перепуганными красноармейцами… Было все готово. Над красными частями нависла смерть…
Первый удар казаки давали на испытание: будет паника или нет? Побегут или останутся на месте?.. И только колыхнулся дремучий мрак сентябрьской ночи, как по казацким частям загремело: «Ура!.. Ура!.. Ура!..» Залпами открыли огонь… Откуда-то сзади грохнули орудия…
Как ни крепко спали бойцы, повскакали и сразу за винтовки… Но не было порядка, не было стройного сопротивления — от первых же казацких пуль погибло немало командиров. Произошло замешательство. Никто не мог определить сразу, что надо делать: ждали команду, но ее не было. Сопротивление было раздробленным, случайным, ненадежным. Все нарастал беспорядок, все увеличивалось замешательство, с минуты на минуту можно было ожидать сумасшедшей губительной паники. Командир артиллерийского дивизиона Николай Хребтов — тот, что работал у Красного Яра, — подбежал к орудиям, но там не было наготове ни одного «номера»: кто отбежал к повозкам, кто лежал, уткнувшись, спасаясь от огня… Властным окриком поднял людей, пустил снаряд, за ним другой, третий… и открыл жестокий, сокрушительный огонь…
Это было достаточно, чтобы предотвратить панику. Лишь только бойцы увидели, услышали, что бьют свои батареи, встрепенулись, ободрились, а тут на смену погибшим командирам явились новые. Завязался упорный, кровопролитнейший бой; таких боев немного запомнят даже старые боевые командиры Чапаевской дивизии… От сопротивления переходили к атакам и снова замирали, когда несносен становился пулеметный огонь…
С грохотом и воем шли на красные цепи два неприятельских броневика: один в открытую, по равнине, другой в обход, по глубокому оврагу. Не привыкать стать — только еще плотнее прилегли к земле, застыли в ожидании… А когда чудовище приблизилось, Николай Хребтов одним снарядом угодил прямо в лоб, и тот, покачнувшись, осел на месте. Восторгу не было пределов. Поднялись на новую атаку. И били… А потом снова зарывались в землю и ждали очередной ответной схватки…
Казаков угнали за несколько верст. В этом Янайском бою немало погибло красных бойцов, но еще больше на поле осталось казаков. И так было, что лежали они рядами, здесь скошена была вся цепь неумолимым пулеметным огнем…
Другого боя, подобно Янайскому, не было…»
Да, все это было несколько лет тому назад, это было совсем недавно. А сейчас над Уралом — безмятежный покой и тишина звенящей ночи. Луна и звезды заливают мягким, ласковым светом лес и степь… и могилы тех, кто нашел смерть в Янайском бою…
25 августа. Невероятное событие. Доктору на перемет попал осетр.
— Тащу и вижу, — захлебывается он, — спина пилой, ну и кричу: «Осетр! Осетр!»
На крик сбежались все, помогая тащить красавца. За ночь осетр утомился и шел покорно. Но все же мы завели бредешок и вытащили его на берег. Сейчас же, на песке, состоялся «танец дикарей», в котором приняла участие даже Лидия Николаевна. Весь день только об этом и был разговор. К обеду из головы и хвоста осетра сварили уху с лимоном. Алексей Николаевич заверял всех, что он ничего подобного в жизни не ел. И так настроился, что часа два рассказывал о похождениях братьев Хлудовых.
К вечеру охотники ушли снова на охоту. На стану лежал Обтемперанский, а я сидел на другом берегу, на мысу, и ловил блесной шересперов. Вдруг прямо передо мной, почти на середине Урала, вздыбился осетр: выскочил из воды и громыхнулся всей тяжестью снова в воду.
— Скорей! Скорей! — ору я. — Пускай перемет! Оторвет!
Из палатки высунулась рыжая голова. Осетр поднимается снова. Бросаюсь в лодку и мчусь на другой берег. Осетр подымается еще раз, и перемет оборван. Так было досадно, что я готов был броситься с лодки в омут.
— Э-эх-ма!.. — только и мог сказать я, подъехав к стану. Передо мной, раскрыв широко глаза, беспомощно стояла Лидия Николаевна.
— Ушел? Большой ушел?..
А на песке вздыхал Обтемперанский.
Через день, утром, когда обогрело уже солнце, вдруг в небе послышался долгожданный, хватающий за сердце, крик гусей. Инстинктивно все потянулись к ружьям. Но правильный треугольник прошел высоко, опускаясь вниз по Уралу.
— Есть гуси! Будут гуси! — смаковали все, дружно налегая на весла.
Перед поселком Бударином, в самом начале семьдесят пятого яра, в зарослях леса спокойно раскинула свои воды большая Корсаковская старица. Бакенщик сказал, что на нее каждую ночь прилетают гуси. Стан был устроен быстро. К заходу солнца мы все стояли уже на старице и ждали гусей. На воду то и дело — «под самый ствол» — плюхались утки. Но стрелять можно было только гусей.
Библиотека проекта «История Российского государства» – это рекомендованные Борисом Акуниным лучшие памятники мировой литературы, в которых отражена биография нашей страны, от самых ее истоков.«Петр Первый» А.Н. Толстого – лучший образец жанра исторического романа. Эпоха Петра волнует воображение уже более трех веков. Толстого увлекло ощущение творческой силы того времени, в которой с необыкновенной яркостью раскрывается характер выдающегося правителя огромной страны, могучей, многогранной личности, русского императора Петра Первого.
Рассказ об удивительных приключениях двух братьев – Никиты и Мити.
По замыслу автора повесть «Хлеб» является связующим звеном между романами «Восемнадцатый год» и «Хмурое утро». Повесть посвящена важнейшему этапу в истории гражданской войны — обороне Царицына под руководством товарища Сталина. Этот момент не показан в романе «Восемнадцатый год».
Трагическая и противоречивая картина жизни представителей белой эмиграции изображается в замечательной повести Алексея Толстого «Эмигранты», захватывающий детективно-авантюрный сюжет которой сочетается с почти документальным отражением событий европейской истории первой половины XX века.
«Уно, уно уно уно моменто…» несется сегодня с телеэкранов и мобильных телефонов. Но не все знают, что великолепный фильм «Формула любви» Марка Захарова был снят по мотивам этой повести Алексея Толстого. Итак, в поместье в Смоленской глуши, «благодаря» сломавшейся карете попадает маг и чудесник, граф Калиостро, переполошивший своими колдовскими умениями всю столицу и наделавший при дворе немало шуму. Молодой хозяин усадьбы грезит о девушке со старинного портрета и только таинственный иностранец может помочь ему воплотить мечты в реальность…
Это — пожалуй, первая из российских книг, в которой элементы научно-фантастические и элементы приключенческие переплетены так тесно, что, разделить их уже невозможно. Это — «Гиперболоид инженера Гарина». Книга, от которой не могли и не могут оторваться юные читатели нашей страны вот уже много десятилетий! Потому что вечная история гениального учёного, возмечтавшего о мировом господстве, и горстки смельчаков, вступающих в схватку с этим «злым гением», по-прежнему остаётся увлекательной и талантливой!..
Федор Дмитриевич Крюков родился 2 (14) февраля 1870 года в станице Глазуновской Усть-Медведицкого округа Области Войска Донского в казацкой семье.В 1892 г. окончил Петербургский историко-филологический институт, преподавал в гимназиях Орла и Нижнего Новгорода. Статский советник.Начал печататься в начале 1890-х «Северном Вестнике», долгие годы был членом редколлегии «Русского Богатства» (журнал В.Г. Короленко). Выпустил сборники: «Казацкие мотивы. Очерки и рассказы» (СПб., 1907), «Рассказы» (СПб., 1910).Его прозу ценили Горький и Короленко, его при жизни называли «Гомером казачества».В 1906 г.
Князь Андрей Волконский – уникальный музыкант-философ, композитор, знаток и исполнитель старинной музыки, основоположник советского музыкального авангарда, создатель ансамбля старинной музыки «Мадригал». В доперестроечной Москве существовал его культ, и для профессионалов он был невидимый Бог. У него была бурная и насыщенная жизнь. Он эмигрировал из России в 1968 году, после вторжения советских войск в Чехословакию, и возвращаться никогда не хотел.Эта книга была записана в последние месяцы жизни князя Андрея в его доме в Экс-ан-Провансе на юге Франции.
Королева огромной империи, сравнимой лишь с античным Римом, бабушка всей Европы, правительница, при которой произошла индустриальная революция, была чувственной женщиной, любившей красивых мужчин, военных в форме, шотландцев в килтах и индийцев в тюрбанах. Лучшая плясунья королевства, она обожала балы, которые заканчивались лишь с рассветом, разбавляла чай виски и учила итальянский язык на уроках бельканто Высокородным лордам она предпочитала своих слуг, простых и добрых. Народ звал ее «королевой-республиканкой» Полюбив цветы и яркие краски Средиземноморья, она ввела в моду отдых на Лазурном Берегу.
Эта книга о человеке, который оказался сильнее обстоятельств. Ни публичная ссора с президентом Путиным, ни последовавшие репрессии – массовые аресты сотрудников его компании, отъем бизнеса, сперва восьмилетний, а потом и 14-летний срок, – ничто не сломило Михаила Ходорковского. Хотел он этого или нет, но для многих в стране и в мире экс-глава ЮКОСа стал символом стойкости и мужества.Что за человек Ходорковский? Как изменила его тюрьма? Как ему удается не делать вещей, за которые потом будет стыдно смотреть в глаза детям? Автор книги, журналистка, несколько лет занимающаяся «делом ЮКОСа», а также освещавшая ход судебного процесса по делу Ходорковского, предлагает ответы, основанные на эксклюзивном фактическом материале.Для широкого круга читателей.Сведения, изложенные в книге, могут быть художественной реконструкцией или мнением автора.
Тему автобиографических записок Михаила Черейского можно было бы определить так: советское детство 50-60-х годов прошлого века. Действие рассказанных в этой книге историй происходит в Ленинграде, Москве и маленьком гарнизонном городке на Дальнем Востоке, где в авиационной части служил отец автора. Ярко и остроумно написанная книга Черейского будет интересна многим. Те, кто родился позднее, узнают подробности быта, каким он был более полувека назад, — подробности смешные и забавные, грустные и порой драматические, а иногда и неправдоподобные, на наш сегодняшний взгляд.
Советские люди с признательностью и благоговением вспоминают первых созидателей Коммунистической партии, среди которых наша благодарная память выдвигает любимого ученика В. И. Ленина, одного из первых рабочих — профессиональных революционеров, народного героя Ивана Васильевича Бабушкина, истории жизни которого посвящена настоящая книга.