Вниз по реке - [19]

Мы спешим прочь отсюда. Мне жаль их всех, но я никого не могу спасти. Только они сами могут помочь себе, изменившись, очистившись, и вырвавшись из этой бесконечной минуты. Минуты, растянутой для того, чтобы мы, я и моя жена, единственная такая добрая, такая светлая, и такая чистая в этом городе грязи и ненависти, успели уйти. Одного я не понимаю, почему я? Единственное моё отличие от всех, это то, что меня тошнит от фразы — не мы такие, жизнь такая — потому что я знаю, это не так. Это их отмазка. Хотя, может одной этой тошноты достаточно…

Мы выходим из города, всю дорогу я стараюсь успокоить мою любимую, но она всё ещё всхлипывает и её рука дрожит в моей. Она боится. Боится той беды, которую видит только она. И её страх проникает в меня, обжигая лёгкие и сердце нещадным холодом. Я судорожно пытаюсь вспомнить, откуда он, этот безумный, безысходный, нескончаемый страх. Где его зерно? Где?!

Спиной я ощущаю стену огня, опускающуюся на город, ставший третьим в списке после Содома и Гоморры, и разрушающую его до основания. Я слышу громкий хлопок, больно бьющий по перепонкам, и вдруг вспоминаю, откуда этот вечный, навязчивый, убивающий душу страх. Я выпускаю хрупкую ладонь жены, мои руки взмывают вверх, я спешу дотянуться к её голове, прикрыть её огромные, словно узревшие ещё невидимую другим беду глаза, не дать ей оглянуться, но уже поздно. Я снова наказан сильнее всех них, погибших в этом стёртом с лица Земли городе. За что, Господи? За что ты снова наказываешь меня больше других? Разве я хуже? Зачем ты забираешь у меня самое ценное, оставляя мне в миг обесцененную жизнь? Ты же видишь, без неё я мёртв!

И я падаю на колени и, как и три тысячи лет назад, рву связки в крике:

— Будь же ты про-о-о-клят!

Труп

Как-то оно само собой вышло. Вот уж действительно, не было забот, так купила бабка порося. Хотя дело совсем не в поросях, да и не бабка я. Нормальный, здоровый мужик. В меру, но всё таки пьющий. Вот с пьянки то всё и началось.

Где я этого пассажира подцепил, уже и не вспомню. Наверное ж, в пивнухе на вокзале. Помню, там бухал. Наверное ж, зае…ся без закуси нормальной пить, ну и потащил его к себе на хату. Посидеть, типа, нормально.

Живу я один, но в холодильнике всегда чё-нить вкусненькое стоит. Хозяйственный я. Заранее наготовлю, нажарю, наварю, а потом уже преспокойненько бухаю. Вообщем выставил на стол всё, что имелось, и первую бутылочку мы с ним быстренько приговорили. Под нормальную закусь она, как бабочка упорхнула, только её и видели. Но я ж хозяйственный, я три взял. Открыли вторую, пьём потихоньку, общаемся. И тут мне эта падла закуривает. А мы в зале то сидели. Я ему и говорю:

— Уважаемый, у нас в залах не курят.

А он мне:

— Пошёл на х…

Как-то оно само собой вышло. Вообщем, воткнул я ему нож в горло по самую рукоятку. Всё в крови, падла, как хряк хрипит и в конвульсиях дергается, воздух руками хватает. Я отскочил, стою смотрю. А что ещё делать? Я ж не хирург, глотку ему зашивать. А факт, он есть факт, ему нож по самую рукоятку не всадишь.

Когда болезный помер, я и глазом не повёл. А что тут такого? Я ж пьяный был вдрабодан, мне не просто море, мне море крови блин по колено было. Подошёл я к столу, стакан полный себе налил, хряпнул, и спать завалился.

И снились мне бабочки, порхающие, как бутылки, хирурги, шьющие костюм Юдашкину, ножи, дёргающиеся в конвульсиях. Вообщем, нормальный бред алкоголика. И так мне в этом бреду было сладко. Но…

Всё сладкое, оно всегда тает, как леденец во рту. Растаял и мой бред. Я открыл глаза и увидел труп.

Никогда в жизни я так не боялся. Затрясло меня, как Жигули на русских колдобинах. Мысли сжались, не разожмёшь, так, что и думать не чем. А что думать то? Кое-как разжал я мысли, зашевелились они, ползать по голове начали. Сталь я логически размышлять. Я его не знаю, он меня тоже, а значит, общих знакомых у нас нет. А стало быть «кани мордачи» из органов на меня не выйдут. И это меня ой как успокоило.

Однако проблема оставалась. Через какое-то время он же начнёт разлаживаться, а это запах. А оно мне надо? Вообщем решение проблемы в голове мелькнуло.

А я ж хозяйственный. Ножовочку там по дереву, по металлу имею. Да и топорик есть, мало ли, порубить что-нибудь, и всё такое.

Голову быстро отпилил. Чтобы там не говорили, а отпилить голову — это не самое сложное в человеке. Сложнее это тело. И всё из за долбанного позвоночника. Я когда по нему ножовкой елозить стал, такой скрежет поднялся, что у меня зубы свело. Да и испугался я, соседи что заподозрят. Пришлось топориком надрубливать, примерно через каждые четыре позвонка. Вспотел невозможно. Шесть раз на кухню курить выходил. У нас в залах не курят. Голову в пакет, и в холодильник. Всё остальное туда же. На маленькие кусочки разделал, и кое-как запихнул. Слава богу, холодильник у меня большой, просторный. До сих пор, блин, кредит за него не выплатил. Ох уж мне эти кредиты. Хуже чем порося. Сутки маялся, пока с болезным закончил.

Ну и решил всё это потихоньку выносить, по вечерам. Куда-нибудь за город, на пустырь. В первый вечер пакет с головой взял, и на тебе, «кани мордачи» из органов останавливают. Документы спрашивают.