Вниз и влево - [59]

— Продолжай, пожалуйста.

— Через двое суток…ну, что ж… пошел я домой, что было делать. Прихожу, навстречу — мать с расспросами. Выслушала — и говорит: а давайте уедем отсюда все. Тебя теперь тут ничего не держит, а я на черный день кое-что приберегла от отца, на билеты хватит. Собрались мы и поехали в Америку… Ох, постой. Я ведь тогда во второй раз встретил твоего деда, когда за билетами на вокзал пошел! Смотрю — он. Ну, толкнуло что-то меня, — и я двинулся к нему, не думая о его охране. Сказал ему, что случайно услышал о его секрете, что разделяю его горе… Стой, Эльза! — так он, выходит, ничего не знал? А то я чувствовал: неладно что-то, слишком уж он ошарашен.

— Да, он узнал от тебя.

— И… после этого пошел туда? — потрясенно спросил Тадеуш, — И там его убили? Так это, выходит… я поспособствовал…

— Не говори глупостей. Твое поведение было естественно. Предположить настоящее положение дел было довольно сложно. И все-таки, рассказывай дальше.

Тадеуш кивнул:

— Жили мы в Америке четыре года. Мать с сестрами хозяйство завели, я поступил на археологический, ездил в экспедиции… И вот встречаю я однажды путешественника, немца. И узнаю от него, представь, что ты жива-здорова!

Я не знал, что и думать, но рад был без памяти. Поехал обратно в Австрию. Тут узнал и другие новости: что барон погиб, что ты наукой занимаешься, что должность у тебя в отряде… А у меня с собой бусы были ацтекские, в подарок тебе привез. И решил я пойти, вручить подарок-то.

У вас как раз праздник был, все хотели к Германии присоединяться. Даже меня веселье захватило. Иду через старый город к мосту; гляжу — толпа стоит, галдят. Подошел поближе; а они вопят что-то несуразное. Что, вроде бы, Отто Штальберг — колдун, и они сейчас пойдут с ним разделаться… С ума посходили, думаю. И тут… я не знаю… накрыло меня какое-то умопомрачение. И я пошел с ними. Иду — и чувствую: что-то не то мы все делаем…

— Тадеуш, у тебя просто талант оказываться в плохое время там, где не нужно.

— А что это было-то?

— Психотропное оружие. Люди попали под действие особых лучей, и им внушили этот приказ.

— Ну и дрянь! — искренне сказал Тадеуш, — Это что, теперь у вас в ходу?

— Смотря у кого, — уклончиво ответила Эльза, — Так что дальше было?

— Ну, дошли мы до вашего поместья. Там все бесновались, а я мало что понимал: вроде бы и от нас стреляли, причем чем-то странным, и от вас в долгу не оставались. Только я как-то стряхнул с себя наваждение и хотел уже выбираться оттуда, как поднимаю глаза — и вижу тебя. Назвал я тебя по имени… А рядом со мной какой-то господин стоял, с чемоданчиком. Обернулся ко мне, аж глазами впился. «Что, — говорит, — знаете ее?» Я кивнул. «Я — Вальтер Дитце, врач, — говорит он этак… с лихорадкой, — А вы, позвольте узнать?» Я представился. А он как будто слышал про меня от тебя. «А, — говорит, — тот самый… «друг детства»! Дружить, значит, пришли? Или колдунов убивать, как эти?» Да они, говорю, сами как одержимые. «Нет, — отвечает он мне, — Они правильно пришли. Но это не колдовство, о, нет! Это у нас называется передовой наукой. Пока вы там болтались неизвестно где, уважаемый «друг детства», я был рядом с ней! Я вскрывал трупы, я призывал «духов», я поднимал мертвых!» Смотрю на него — и чувствую: он верит в то, что говорит. Но вижу и другое: он взвинчен до предела, и вряд ли в себе. Тут он смотрит на свою руку. А на ней браслет… И он говорит: «А! Ха-ха! Я жив! Я все выложил — и я жив! Что-то заело в твоей машинке, Эльза!» — и срывает этот браслет, как бешеный. Тут я точно уверился: бедняга сошел с ума. Но вдруг гляжу — народ бежит от поместья прочь, как ошпаренный. Чуть нас не затоптали. «Смотри! — кричит мне этот Вальтер, — Смотри!!! Я говорил!!!»

И… Эльза… я увидел…

— Мое славное воинство, — помогла ему Эльза, — И понял, что Вальтер сказал правду.

Тадеуш жег ее глазами: она чувствовала это даже в кромешной тьме.

— Все опять развалилось на части, — произнес он, наконец, — Я понял, что все было напрасно. Повернулся и пошел прочь, но быстро сообразил, что просто идти недостаточно: сомнут. Побежал. Смотрю — и Вальтер тут же, рядом держится. Ушли мы чуток с обочины, гляжу — толпа редеть стала. Выбрались на дорогу: там человек лежит, стонет. Затоптали его, видать. Я Вальтеру говорю: вы ведь врач, помогите ему! — а сам над раненым склонился. Вальтер открыл саквояж, вытащил оттуда что-то… в-общем, упустил я момент, да и не ожидал такого: он вместо того, чтобы раненым заняться, зашел мне за спину и прижал к моему лицу тряпку с какой-то гадостью… пахнуло этак остро… а потом я потерял сознание.

— Ничего себе… — прошептала Эльза.

— Очнулся я, — продолжил Тадеуш, — в каком-то подвале. Лампочка горит, ведро железное, на полу матрас и я на нем — к трубе прикован за ногу. Долго сидел один. Потом явился этот… Вальтер. Встрепанный весь. Слова не давал сказать: «Заткнитесь, — кричал, — Заткнитесь! Не говорите ничего!» Однако воды принес и хлеба. И ушел чуть ли не бегом… Понял я, что он меня привез к себе домой, а зачем — я не знал.

Потом я опять долго сидел в одиночестве, а потом он стал меня навещать. С виду-то он успокоился — но только с виду. Я бы иначе сказал: он встал на какую-то свою… лыжню, и спокойствие его было только от того, что лыжня эта никуда не сворачивает. Меня он ни о чем не спрашивал, только сам говорил — иногда часами. Говорил о тебе, и о вас троих, когда вы занимались наукой… Он тебя любил, — ты знала?