Внимание: граница! - [23]

Шрифт
Интервал

Басмачи, видимо, знали о нашем присутствии у Бусага. Их конница мчалась галопом, чтобы смять нас. Вот они у подножия Устюрта. Еще двести метров. Еще.

— Огонь!

Застрочили пулеметы. Захлопали винтовочные выстрелы. Крики. Ржание коней.

Двадцать минут — и басмачи отхлынули обратно, оставив на поле боя две с лишним сотни убитых.

В тот день больше наступать они не стали.


На следующий день часов в десять басмачи снова двинулись к колодцу Бусага, но уже изменив тактику: теперь они шли в пешем порядке, и не лавиной, а мелкими группами. Это был верный прием, рассеивавший внимание немногочисленного нашего дивизиона. Я знал, что нас, окопавшихся с двумя станковыми пулеметами, может взять только артиллерия, а ее у басмачей не было. И все-таки семьдесят против пятисот! Неужели они нас задавят числом?

Встреченные огнем, басмачи не откатились назад, как накануне, а залегли. Стоило огню затихнуть, они поднимались в атаку. И снова им приходилось ложиться: каждый поднявшийся был виден как на ладони и открыт выстрелу.

В этот день нам пришлось тяжело. Нужно было бросаться во все стороны, чтобы ни на одном из флангов не дать бандитам перехватить инициативу. Стволы пулеметов раскалились. Но стоило пулеметчику отвести пулемет в укрытие, чтобы сменить воду в кожухе, как басмачи поднимались снова.

Особенно трудно пришлось на правом фланге. Там, среди ложных траншей с фуражками на колышках, было только три бойца: красноармейцы Захаров и Малахов и чекист Фетисов. На этот участок наседала большая группа басмачей, хорошо пристрелявшихся, использовавших для укрытия каждую кочку.

Днем, в разгар боя, ко мне подполз красноармеец:

— Товарищ комдив, Фетисова ранили в позвоночник. Его перенесли к колодцу. Он умирает, просит вас подойти.

Положение было сложное: прорви басмачи какой-то участок — и некого бросить в эту брешь, буквально некого. Когда я подполз к Фетисову, он был еще жив.

— Умираю, Георгий Иванович, — сказал он, — руки, ноги немеют. Возьмите партийный билет, документы. Передайте родным. Если вернетесь, кланяйтесь им.

Умер он в полном сознании.


Снова был бой.

Целый день басмачи пытались овладеть нашими укреплениями… Крайний правый фланг с Малаховым и Захаровым оказался отрезанным от нас, и не было никакой возможности помочь им. Близился вечер, когда мы увидели, как Захаров встал в полный рост и пошел один в атаку. Басмач прикладом сбил его с ног.

Очень тяжелый был день! «Выдержим ли мы еще один такой?» — думал я. И все-таки вечером, едва басмачи затихли, я приказал потревожить их, не давать возможности им отдохнуть. Несколько раз мы устраивали вылазки, не заходя, однако, далеко в тыл.

В барханах похоронили мы Фетисова, поклявшись отомстить за его смерть. Несколько бойцов пытались пробиться на правый фланг к Малахову, но не смогли. Мы даже не знали, жив ли он.

Настал третий день. Часов в одиннадцать разведчики донесли, что басмачи совсем выдохлись, почти не поднимаются и не стреляют. Шутка ли, вторые сутки без воды!

Пора было переходить от обороны к наступлению.

Взвод в семь человек под руководством Дженчураева и Клигмана по старому руслу реки незаметно вышел в тыл противника на правом фланге и пошел в атаку. Мы поддерживали их огнем пулемета. В панике басмачи бежали с этого фланга. Нужно сказать, басмачи вообще боятся клинка: смерть от клинка позорна по их понятиям, не то что от пули. А тут еще внезапность.

Преследуя отступавших, взвод заходил все глубже в тыл басмачей. Неожиданно Дженчураев наткнулся на басмача, у которого на шее висел бинокль.

— Руки вверх! — крикнул Дженчураев.

Басмач поднял руки, но тут же выхватил из левого рукава наган и выстрелил, но промахнулся. Промахнулся и Дженчураев. Подняв клинок, он бросился на бандита. Однако басмач, вывернувшись, прострелил ногу коню командира. Конь свалился, придавив Дженчураева. Дженчураеву удалось вытащить ногу из-под лошади и подняться. Почти одновременно выстрелили он и противник. Басмач был ранен в живот, Дженчураев — в ногу. Сзади к басмачу подскочил Клигман. Бандит выстрелил в Клигмана и снова не попал. Подоспев, Дженчураев зарубил басмача.

Убитый оказался Калием Мурза-Гильды. Его помощник тоже был зарублен.

После гибели главарей басмачи стали беспорядочно отступать.

Через несколько часов бой закончился.

На правом фланге мы нашли мертвого Малахова и впереди окопов убитого прикладом Захарова. Восемнадцать ранений насчитали мы у Захарова. Истекая кровью, он поднялся в атаку и принял смерть стоя. Коле Захарову шел двадцать второй год. Годом старше его был Малахов. Долго стояли мы в барханах над скромной могилой героев…

В кармане убитого Калия Мурза-Гильды мы нашли полный список бойцов нашего дивизиона. Неизвестно, как попал этот список к бандитам. Вместе со списком лежал смятый листок из ученической тетради — заявление одного из главарей мелких бандитских шаек:

«Командиру белой армии Калию Мурза-Гильды. Мною отбито в советских колхозах и совхозах большое количество скота. Прошу выделить из этого числа сто пятьдесят баранов, тридцать лошадей и двадцать коров для меня…»

Эти документы мы передали в особый отдел республики.


Рекомендуем почитать
Александр Грин

Русского писателя Александра Грина (1880–1932) называют «рыцарем мечты». О том, что в человеке живет неистребимая потребность в мечте и воплощении этой мечты повествуют его лучшие произведения – «Алые паруса», «Бегущая по волнам», «Блистающий мир». Александр Гриневский (это настоящая фамилия писателя) долго искал себя: был матросом на пароходе, лесорубом, золотоискателем, театральным переписчиком, служил в армии, занимался революционной деятельностью. Был сослан, но бежал и, возвратившись в Петербург под чужим именем, занялся литературной деятельностью.


Из «Воспоминаний артиста»

«Жизнь моя, очень подвижная и разнообразная, как благодаря случайностям, так и вследствие врожденного желания постоянно видеть все новое и новое, протекла среди таких различных обстановок и такого множества разнообразных людей, что отрывки из моих воспоминаний могут заинтересовать читателя…».


Бабель: человек и парадокс

Творчество Исаака Бабеля притягивает пристальное внимание не одного поколения специалистов. Лаконичные фразы произведений, за которыми стоят часы, а порой и дни титанической работы автора, их эмоциональность и драматизм до сих пор тревожат сердца и умы читателей. В своей уникальной работе исследователь Давид Розенсон рассматривает феномен личности Бабеля и его альтер-эго Лютова. Где заканчивается бабелевский дневник двадцатых годов и начинаются рассказы его персонажа Кирилла Лютова? Автобиографично ли творчество писателя? Как проявляется в его мировоззрении и работах еврейская тема, ее образность и символика? Кроме того, впервые на русском языке здесь представлен и проанализирован материал по следующим темам: как воспринимали Бабеля его современники в Палестине; что писала о нем в 20-х—30-х годах XX века ивритоязычная пресса; какое влияние оказал Исаак Бабель на современную израильскую литературу.


Туве Янссон: работай и люби

Туве Янссон — не только мама Муми-тролля, но и автор множества картин и иллюстраций, повестей и рассказов, песен и сценариев. Ее книги читают во всем мире, более чем на сорока языках. Туула Карьялайнен провела огромную исследовательскую работу и написала удивительную, прекрасно иллюстрированную биографию, в которой длинная и яркая жизнь Туве Янссон вплетена в историю XX века. Проведя огромную исследовательскую работу, Туула Карьялайнен написала большую и очень интересную книгу обо всем и обо всех, кого Туве Янссон любила в своей жизни.


Переводчики, которым хочется сказать «спасибо»

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


С винтовкой и пером

В ноябре 1917 года солдаты избрали Александра Тодорского командиром корпуса. Через год, находясь на партийной и советской работе в родном Весьегонске, он написал книгу «Год – с винтовкой и плугом», получившую высокую оценку В. И. Ленина. Яркой страницей в биографию Тодорского вошла гражданская война. Вступив в 1919 году добровольцем в Красную Армию, он участвует в разгроме деникинцев на Дону, командует бригадой, разбившей антисоветские банды в Азербайджане, помогает положить конец дашнакской авантюре в Армении и выступлениям басмачей в Фергане.