Внимание: граница! - [23]

Басмачи, видимо, знали о нашем присутствии у Бусага. Их конница мчалась галопом, чтобы смять нас. Вот они у подножия Устюрта. Еще двести метров. Еще.

— Огонь!

Застрочили пулеметы. Захлопали винтовочные выстрелы. Крики. Ржание коней.

Двадцать минут — и басмачи отхлынули обратно, оставив на поле боя две с лишним сотни убитых.

В тот день больше наступать они не стали.

На следующий день часов в десять басмачи снова двинулись к колодцу Бусага, но уже изменив тактику: теперь они шли в пешем порядке, и не лавиной, а мелкими группами. Это был верный прием, рассеивавший внимание немногочисленного нашего дивизиона. Я знал, что нас, окопавшихся с двумя станковыми пулеметами, может взять только артиллерия, а ее у басмачей не было. И все-таки семьдесят против пятисот! Неужели они нас задавят числом?

Встреченные огнем, басмачи не откатились назад, как накануне, а залегли. Стоило огню затихнуть, они поднимались в атаку. И снова им приходилось ложиться: каждый поднявшийся был виден как на ладони и открыт выстрелу.

В этот день нам пришлось тяжело. Нужно было бросаться во все стороны, чтобы ни на одном из флангов не дать бандитам перехватить инициативу. Стволы пулеметов раскалились. Но стоило пулеметчику отвести пулемет в укрытие, чтобы сменить воду в кожухе, как басмачи поднимались снова.

Особенно трудно пришлось на правом фланге. Там, среди ложных траншей с фуражками на колышках, было только три бойца: красноармейцы Захаров и Малахов и чекист Фетисов. На этот участок наседала большая группа басмачей, хорошо пристрелявшихся, использовавших для укрытия каждую кочку.

Днем, в разгар боя, ко мне подполз красноармеец:

— Товарищ комдив, Фетисова ранили в позвоночник. Его перенесли к колодцу. Он умирает, просит вас подойти.

Положение было сложное: прорви басмачи какой-то участок — и некого бросить в эту брешь, буквально некого. Когда я подполз к Фетисову, он был еще жив.

— Умираю, Георгий Иванович, — сказал он, — руки, ноги немеют. Возьмите партийный билет, документы. Передайте родным. Если вернетесь, кланяйтесь им.

Умер он в полном сознании.

Снова был бой.

Целый день басмачи пытались овладеть нашими укреплениями… Крайний правый фланг с Малаховым и Захаровым оказался отрезанным от нас, и не было никакой возможности помочь им. Близился вечер, когда мы увидели, как Захаров встал в полный рост и пошел один в атаку. Басмач прикладом сбил его с ног.

Очень тяжелый был день! «Выдержим ли мы еще один такой?» — думал я. И все-таки вечером, едва басмачи затихли, я приказал потревожить их, не давать возможности им отдохнуть. Несколько раз мы устраивали вылазки, не заходя, однако, далеко в тыл.

В барханах похоронили мы Фетисова, поклявшись отомстить за его смерть. Несколько бойцов пытались пробиться на правый фланг к Малахову, но не смогли. Мы даже не знали, жив ли он.

Настал третий день. Часов в одиннадцать разведчики донесли, что басмачи совсем выдохлись, почти не поднимаются и не стреляют. Шутка ли, вторые сутки без воды!

Пора было переходить от обороны к наступлению.

Взвод в семь человек под руководством Дженчураева и Клигмана по старому руслу реки незаметно вышел в тыл противника на правом фланге и пошел в атаку. Мы поддерживали их огнем пулемета. В панике басмачи бежали с этого фланга. Нужно сказать, басмачи вообще боятся клинка: смерть от клинка позорна по их понятиям, не то что от пули. А тут еще внезапность.

Преследуя отступавших, взвод заходил все глубже в тыл басмачей. Неожиданно Дженчураев наткнулся на басмача, у которого на шее висел бинокль.

— Руки вверх! — крикнул Дженчураев.

Басмач поднял руки, но тут же выхватил из левого рукава наган и выстрелил, но промахнулся. Промахнулся и Дженчураев. Подняв клинок, он бросился на бандита. Однако басмач, вывернувшись, прострелил ногу коню командира. Конь свалился, придавив Дженчураева. Дженчураеву удалось вытащить ногу из-под лошади и подняться. Почти одновременно выстрелили он и противник. Басмач был ранен в живот, Дженчураев — в ногу. Сзади к басмачу подскочил Клигман. Бандит выстрелил в Клигмана и снова не попал. Подоспев, Дженчураев зарубил басмача.

Убитый оказался Калием Мурза-Гильды. Его помощник тоже был зарублен.

После гибели главарей басмачи стали беспорядочно отступать.

Через несколько часов бой закончился.

На правом фланге мы нашли мертвого Малахова и впереди окопов убитого прикладом Захарова. Восемнадцать ранений насчитали мы у Захарова. Истекая кровью, он поднялся в атаку и принял смерть стоя. Коле Захарову шел двадцать второй год. Годом старше его был Малахов. Долго стояли мы в барханах над скромной могилой героев…

В кармане убитого Калия Мурза-Гильды мы нашли полный список бойцов нашего дивизиона. Неизвестно, как попал этот список к бандитам. Вместе со списком лежал смятый листок из ученической тетради — заявление одного из главарей мелких бандитских шаек:

«Командиру белой армии Калию Мурза-Гильды. Мною отбито в советских колхозах и совхозах большое количество скота. Прошу выделить из этого числа сто пятьдесят баранов, тридцать лошадей и двадцать коров для меня…»

Эти документы мы передали в особый отдел республики.