Внешняя жизнь - [10]

Шрифт
Интервал

Согласно результатам вскрытия, она была убита не сразу после своего исчезновения. В течение нескольких дней она подвергалась заточению прежде, чем обрести смерть. Вероятно, водителем — дальнобойщиком, который посадил ее в свой грузовик, когда она ехала автостопом… Этот отрезок времени между ее исчезновением и убийством, эти несколько дней, когда она еще была жива, составляют самый трагичный элемент хроники происшествий. Ее близкие всегда будут помнить эти дни, когда девушка, будучи где-то в Англии, надеялась на свое освобождение, когда они могли хоть что-то предпринять. Факт того, что оказаться снова в том времени и изменить ход событий не представляется возможным и заключает в себе весь ужас нашего существования. Был момент, когда мужчины и женщины, находящиеся в тюрьмах Чили, Аргентины, Руанды были еще живы.

11 января.

На автозаправочной станции «Мобайл», ближе к вечеру. Служащий стоит у кассы, слушая радио. Я — единственная клиентка. Он берет рассеянно мою кредитную карту, вставляет ее в аппарат. Легкая улыбка появляется на его лице. Он слушает «Большие головы» по РТЛ. Ведущий обращается к одной из слушательниц: «Итак, значит вы абсолютно согласны с тем, чтобы называть вещи своими именами, ну, я не знаю, например э-я-ку-ля-ци-я?» — «Да, согласна, но все в разумных пределах». Ведущий громко смеется: «Да, вы правы, иначе мы будем слышать эти слова отовсюду». Слышится смех присутствующих на передаче зрителей и ассистентов ведущего. Я ввела код своей карточки и жду, когда служащий заправки пробьет чек. Затем, не глядя на меня, он протягивает мне его, погруженный в свои мысли, более нескромные, чем слова, раздающиеся из радиоприемника.

13 января.

Политики и, в свою очередь, журналисты произносят коллоквиум, саммит, раздувая эти простые слова, чтобы придать им значимость. Это политико-журналистское произношение очень напоминает произношение школьных учителей, читающих своим ученикам диктант. Кажется, что Ширак, Жюппе и другие хотят сделать народ более образованным, научить его орфографии и литературному языку.

19 января.

Можно разыграть сценку, датирующуюся прошлым годом.

Перед зрителями на землю ставят пару ботинок, желательно на высоком каблуке. Во внутрь засовывают зажженную сигарету, позаботясь при этом сделать как следует затяжку, чтобы вызвать густой дым. Затем зрителям предлагается посмотреть на эту пару обуви, из которой вьется дымок. Задается вопрос: «Что это такое?» Среди присутствующих недоумение, вопросительные ухмылки. И тогда нужно сказать: «Это один тип, ожидавший автобус в Сараево».

Эта сценка вызывает взрыв смеха при условии, что она театрализована: нужно обязательно видеть ботинок, откуда выходят легкие кольца дыма. За одну секунду (время, необходимое гранате) мы видим улетучивающегося человека, развалины, пара башмаков приобретает зловещий смысл. Такую метаморфозу невозможно перенести без взрыва хохота.

Описывать эту сценку — возможно, не самый худший способ, чтобы не забыть войну в Боснии.

Начало мая.

Из здания вокзала попадаешь в подземный туннель, где останавливаются автобусы. В небольшой нише расположился ярко освещенный «Снак», где можно купить сэндвичи и напитки. У подножья эскалатора, который, как правило, не работает, несколько африканцев раздают листовки. На земле — баночки с пивом.

Постепенно, вокзал Сэржи-Префектюр начинает походить, в сокращенной модели, на все многолюдные вокзалы мира: Марсель, Вена, Братислава. И в каждом какая-нибудь девушка сидит в глубине «Снака».

Надпись на стене вокзальной парковки «If your children are happy they are communists», и т. д., начинает понемногу стираться. Надпись «Эльза, я тебя люблю» исчезла. По-прежнему остается» Алжир — моя любовь», заключенная в красную звезду.

10 мая.

Вот уже несколько недель за плитой у меня жила мышь, накапливая съестные запасы из остатков пищи и подкладывая кусочки шерстяных изделий для своего будущего гнезда. Как только зажигалась плита, распространялся запах мочи. Мышь прилагала все усилия, чтобы остаться в своем гнездышке. Каждую ночь она приносила туда остатки пищи и шерстяные нити, которые я выметала днем. Чтобы с этим покончить, позавчера, я поставила мышеловку. Мышь сожрала сыр, минуя эту ловушку. Такое разумное поведение должно было быть, вероятно, компенсировано, но мне было все равно: я снова установила ловушку. Этим утром я обнаружила ее тело сдавленным прямо посередине, голова на боку, глаза выпучены.

Я вытащила ее тельце из ловушки, бросила в мусорное ведро. В последний раз я подмела за плитой, собрала остатки шерсти и пищи. Я привыкла уже к ее существованию. Когда я пользовалась плитой, когда я открывала духовку, я знала, что она там, внизу, прислушивается ко всем шумам, узнавая их, великолепно адаптировавшись к жизни на моей кухне. Даже жар духовки не мог ее больше удивить. Я прервала связь, которая соединяла меня с живым существом.

12 июня.

В магазине Леклерк, в овощном отделе сильный запах туалетной воды Жавель, опьяняющий, словно запах спермы.

Август.

Борис Ельцин принес клятву на Конституции. Пятиминутная церемония.

Глава второй могучей державы мира выглядел почти неподвижным, растолстевшим, с неровной походкой. Кажется, что он превратился в каменную статую.


Еще от автора Анни Эрно
Событие

В 1963 году двадцатитрехлетняя Анни Эрно обнаруживает, что беременна. Во Франции того времени аборты были запрещены. «Событие», написанное сорок лет спустя, рассказывает о нескольких месяцах, в течение которых она скрывала беременность от родителей, искала помощи у знакомых и врачей и тщетно пыталась сделать аборт вязальной спицей. История, рассказанная в жестокой простоте фактов, показывает нам общество табу и классовых предрассудков, где пережитое героиней становится инициацией. Опираясь на записи в дневнике и память, скрупулезно выстраивая двойную перспективу, Эрно подбирает новое значение для прожитого опыта.


Женщина

В гериатрическом отделении больницы в пригороде Парижа умирает пожилая женщина с болезнью Альцгеймера. Ее дочь, писательница Анни Эрно, пытаясь справиться с утратой, принимается за новую книгу, в которой разворачивается история одной человеческой судьбы – женщины, родившейся в бедной нормандской семье еще до Первой мировой войны и всю жизнь стремившейся преодолеть границы своего класса. «Думаю, я пишу о маме, потому что настал мой черед произвести ее на свет», – объясняет свое начинание Эрно и проживает в письме сцену за сценой из материнской жизни до самого ее угасания, останавливаясь на отдельных эпизодах их с матерью непростых отношений с бесстрастием биографа – и безутешностью дочери, оставшейся наедине с невосполнимой нехваткой.


Годы

Образы составляют нашу жизнь. Реальные, воображаемые, мимолетные, те, что навсегда запечатлеваются в памяти. И пока живы образы, жива история, живы люди, жив каждый отдельный человек. Роман «Годы» — словно фотоальбом, галерея воспоминаний, ворох образов, слов, вопросов, мыслей. Анни Эрно сумела воплотить не только память личности, но и коллективную память целой эпохи в своей беспрецедентной по форме и стилю прозе. И страницы, пропитанные нежным чувством ностальгии, смогут всколыхнуть эти образы в вашем сознании, увековечив воспоминания навсегда.


Обыкновенная страсть

Романы Эрно написаны в жанре исповедальной прозы, лишены четкой фабулы и — как бы это сказать… — слегка истеричны, что ли. История под названием «Обыкновенная страсть» — это предклимактерические воспоминания одинокой француженки о ее любовнике, эмигранте из Восточной Европы: серьезная, тяжелая, жизненная книга для читательниц «женских романов».


Стыд

Излюбленный прием Эрно — ретроспектива, к которой она прибегает и во втором романе, «Стыд», где рассказчица «воскрешает мир своего детства», повествуя о вещах самых сокровенных, дабы наконец-то преодолеть и навсегда изжить вечно преследующий ее стыд за принадлежность к «вульгарному» классу — мелкопоместным буржуа.


Другая…

Книги данной серии, задуманной и осуществляемой Клер Дебрю, публикуются со штемпелем «Погашено»; таким на почте помечают принятое к отправлению.Когда сказано всё, до последнего слова и можно, как говорят, перевернуть последнюю страницу, остаётся одно — написать другому письмо.Последнее, однако, связано с известным риском, как рискован всякий переход к действию. Известно же, что Кафка своё Письмо к отцу предпочёл отложить в дальний ящик стола.Написание того единственного письма, письма последнего, сродни решению поставить на всём точку.Серия Погашено предъявляет авторам одно единственное требование: «Пишите так, как если бы вы писали в последний раз».


Рекомендуем почитать
С высоты птичьего полета

1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.


Три персонажа в поисках любви и бессмертия

Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с  риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.


Терпеливый Арсений

«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».


От рассвета до заката

В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.


Жук, что ел жуков

Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.