Внесение младенца в дом - [4]

Шрифт
Интервал

Я с тобой сыграю в прятки,
Досчитай до ста.
Была Машкой, буду мошкой
Весь апрель и май.
Закрывай глаза ладошкой,
Не подсматривай.
3
Народ на работу.
Наплыв к девяти.
По улице длинной.
У каждого клерка
Синица в горсти
И взгляд журавлиный.
Гуськом, вереницей,
Цепочкой идут
В затылок друг другу.
Какие тяжелые
Годы грядут
По кругу, по кругу.
4

Памяти С. Л.

Ты дуришь, дуришь тех,
кто по тебе скорбит.
Так говорит мне ветер,
Срывающийся с орбит.
Я хочу похудеть,
В кофе кладу сорбит,
Если заявишься вдруг,
Чтобы — приличный вид.
Ты проезжаешь мимо,
Локоть торчит в окно.
Думаю, это оно,
Доказательство мира,
Которому на остановке
Я кричу, как на помолвке:
— Горько! Вира!
Ты мне мерещишься, что ли,
На Разгуляе этом?
Светофор заливается красным светом,
Воем и отсутствием воли.
У тебя подвернуты рукава рубашки,
Волосатые руки, а в волосах мурашки.
И глаза вылезают из век от боли.
И я оставляю тебя в покое.
И я оставляю тебя в покое.
Я тебя отпускаю на зеленый свет светофора.
Я поднимаюсь все выше над остановкой, и скоро
Вира и майна встретятся,
как война и мир по роману.
Смерть — это майна помалу.

САГАЙДАЧНЫЙ

Александру Кабанову

В Разгуляе звон стопарей.
У Елохи вой тропарей.
Кто тут Русь святая? Скорей
Получайте новых царей.
С Филаретом сын Михаил
Два часа в обнимку ходил,
Плакали друг другу в плечо:
Поднимать Россию ли чо?
Сколь бы не ходили на ны
Речи Посполитой паны,
Казакам китай[1]— не редут,
Но они во грех не войдут.
Казаки народ кочевой,
Конашевич, их кошевой,
Подпирал, по галкам паля,
Восемь дён ворота Кремля.
Думал, посеку новый куст,
Будет дом Романовых пуст.
Только православных тетех
Православным скармливать — грех.
И увел, как есть, на Покров
Стаю запорожских орлов.
Вот поди теперь разгадай…
Разгуляй ты мой, Разгуляй!
Мы в селе Рубцове[2], раз-два,
Выстроим собор Покрова,
За того Петра Коноша,
Что уехал прочь, не греша.

«Прощенья просила, коленки дробя…»

1
Прощенья просила, коленки дробя,
Стопы омывала и — пить.
Мне было за что ненавидеть тебя,
А я захотела любить.
И этот старинный кровавый капкан,
Со скрежетом челюсти сжав,
Меня заласкал, заласкал, заласкал,
Меня засосал, как удав.
Когда я опомнилась — поле кругом,
Звенит тишина, как броня.
А я все любила, любила потом
До самого Судного дня.
Любила тебя! аж ребенок зачат
В бесплодных моих телесах.
Посмотрим, кого из нас приютят
На небесах.
2
Я с годами стала неумехой,
Растеряла навыки любви.
Не ругайся на меня, не охай,
Не жалей, не плачь и не зови.
Не звони. Не хочешь — и не надо!
Встретимся — я чуда не продлю.
Как умею, в пору листопада,
Так уж, извиняюсь, и люблю.
Без такой любви моей невластной,
Снова робкой, девичьей, мирской
Стала б я старухою опасной,
Полоумной ведьмой городской.
3
Когда в Елоховском приделе
Кого-то отпевали вы
И были нервы на пределе
У дорогой мне пацанвы,
Я вышла подышать на воздух.
Кричал и извивался весь
В руках родни кисейный отпрыск:
Его крестили следом здесь.
Мои друзья стояли молча,
Седого брата хороня.
И солнца розовые клочья
Их освещали и меня.
Спокойно, благостно, покойно
Встречал покойник свой покой.
И было, Боже, мне не больно.
Не больно было, Боже мой.
4
Похудею, постригусь, заначу
Денег на поездку в Новый Свет.
Увидать хоть краешком удачу,
Скинуть бы десяток лишних лет.
Вот приду такая к добрым людям:
Нимб в затылке, первенец внутри,
Здесь татушка — поцелуй иудин,
И зубов, и вёсен — тридцать три…
Да, такими были мы богами:
С ересью, с язычеством в крови,
Нам везло с друзьями и с врагами —
Те и эти жили по любви.
Или это сон, каких немало,
Бред, скороговорка невпопад…
Здравствуй, старость! Я тебя узнала!
Ты — не радость, правду говорят.

КОЛЕНКИ

Помнишь, мы приехали на широкий двор под Киевом во лесах?
Выпили чаю в беседке, вздохнули вольно.
Помнишь, нас разместили на небесах.
А на небеса не набегаешься: подниматься больно.
Вот крутая лестница, толстые бревна стенки,
Янтарно горят ступеньки, высоки — не поднять ноги.
У поэтов не гнутся коленки, страсть как болят коленки.
Профессиональное заболевание. Господи, помоги!
Ты меня понимаешь: молитва, милостыня, горох.
Сколько верст и весей мы проползли на коленях.
Место на небесех уготовил нам Бог,
Но не добраться, дуба дашь на ступенях.
Ох, скрипят колени, скулят ступени, лютуют садовые соловьи.
Поэты поднимаются, грохоча, в терем высокий.
— Кто там? — вздрагивает ключник Петр. — Да свои, свои, —
Отвечает охранник Павел, востроухий и волоокий.

ВЕРЛИБР

Отдавала себя задорого
Не брали сразу
Отдавала себя задешево
Не брали поразмыслив
Отдавала себя всю полностью и без остатка
Не хотели даже и думать
Хотели отдельные части
Отдавала себя даром
Не брали не брали не брали
Пошла учиться на маркетолога
Изучила рынок
Законы спроса и предложения
Научилась продавать других
Пошла торговля пошла
Разбогатела
Теперь такая нужна себе самой
Сделала татушку на левом плече
не продается

Рекомендуем почитать
Три рассказа

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Уроки русского

Елена Девос – профессиональный журналист, поэт и литературовед. Героиня ее романа «Уроки русского», вдохновившись примером Фани Паскаль, подруги Людвига Витгенштейна, жившей в Кембридже в 30-х годах ХХ века, решила преподавать русский язык иностранцам. Но преподавать не нудно и скучно, а весело и с огоньком, чтобы в процессе преподавания передать саму русскую культуру и получше узнать тех, кто никогда не читал Достоевского в оригинале. Каждый ученик – это целая вселенная, целая жизнь, полная подъемов и падений. Безумно популярный сегодня формат fun education – когда люди за короткое время учатся новой профессии или просто новому знанию о чем-то – преподнесен автором как новая жизненная философия.


Книга ароматов. Доверяй своему носу

Ароматы – не просто пахучие молекулы вокруг вас, они живые и могут поведать истории, главное внимательно слушать. А я еще быстро записывала, и получилась эта книга. В ней истории, рассказанные для моего носа. Скорее всего, они не будут похожи на истории, звучащие для вас, у вас будут свои, потому что у вас другой нос, другое сердце и другая душа. Но ароматы старались, и я очень хочу поделиться с вами этими историями.


Гусь Фриц

Россия и Германия. Наверное, нет двух других стран, которые имели бы такие глубокие и трагические связи. Русские немцы – люди промежутка, больше не свои там, на родине, и чужие здесь, в России. Две мировые войны. Две самые страшные диктатуры в истории человечества: Сталин и Гитлер. Образ врага с Востока и образ врага с Запада. И между жерновами истории, между двумя тоталитарными режимами, вынуждавшими людей уничтожать собственное прошлое, принимать отчеканенные государством политически верные идентичности, – история одной семьи, чей предок прибыл в Россию из Германии как апостол гомеопатии, оставив своим потомкам зыбкий мир на стыке культур.


В открытом море

Пенелопа Фицджеральд – английская писательница, которую газета «Таймс» включила в число пятидесяти крупнейших писателей послевоенного периода. В 1979 году за роман «В открытом море» она была удостоена Букеровской премии, правда в победу свою она до последнего не верила. Но удача все-таки улыбнулась ей. «В открытом море» – история столкновения нескольких жизней таких разных людей. Ненны, увязшей в проблемах матери двух прекрасных дочерей; Мориса, настоящего мечтателя и искателя приключений; Юной Марты, очарованной Генрихом, богатым молодым человеком, перед которым открыт весь мир.


В Бездне

Православный священник решил открыть двери своего дома всем нуждающимся. Много лет там жили несчастные. Он любил их по мере сил и всем обеспечивал, старался всегда поступать по-евангельски. Цепь гонений не смогла разрушить этот дом и храм. Но оказалось, что разрушение таилось внутри дома. Матушка, внешне поддерживая супруга, скрыто и люто ненавидела его и всё, что он делал, а также всех кто жил в этом доме. Ненависть разъедала её душу, пока не произошёл взрыв.


Чем латают черные дыры

Два рассказа писателя из цикла «историй от первого лица» уже публиковались в № 4 за прошлый год. Новые также составили пару. Главные герои рассказов «Острое чувство субботы» и «Чем латают черные дыры» пересекались только случайно и останутся друг для друга незнакомцами. И все же есть какое-то «кармическое» сродство между репортером-неудачником и сумасшедшим, который садится в метро, чтобы дописать на клавиатуре с болтающимся проводом свои послания «международному мировому Интернету». Униженные и оскорбленные, ставшие героями никем не записанных анекдотов, они выживают внутренней силой души, которая, оказывается, еще умеет надеяться.


Лёвушка и чудо

Очерк о путешествии архитектора к центру сборки романа «Война и мир». Автор в самом начале вычерчивает упорядоченный смысл толстовской эпопеи — и едет за подтверждением в имение писателя. Но вместо порядка находит хаос: усадьбу без наследного дома. И весь роман предстает «фокусом», одним мигом, вместившим всю историю семьи, «воцелением времени», центровым зданием, построенным на месте утраченного дома.


Последний из оглашенных

Рассказ-эпилог к роману, который создавался на протяжении двадцати шести лет и сам был завершающей частью еще более долгого проекта писателя — тетралогии “Империя в четырех измерениях”. Встреча “последних из оглашенных” в рассказе позволяет автору вспомнить глобальные сюжеты переходного времени — чтобы отпустить их, с легким сердцем. Не загадывая, как разрешится постимперская смута географии и языка, уповая на любовь, которая удержит мир в целости, несмотря на расколы и перестрелки в кичливом сообществе двуногих.


И раб судьбу благословил

В предложенной читателям дискуссии мы задались целью выяснить соотношение понятий свободы и рабства в нынешнем общественном сознании. Понять, что сегодня означают эти слова для свободного гражданина свободной страны. К этому нас подтолкнули юбилейные даты минувшего года: двадцать лет новой России (события 1991 г.) и стопятидесятилетие со дня отмены крепостного права (1861 г.). Готовность, с которой откликнулись на наше предложение участвовать в дискуссии писатели и публицисты, горячность, с которой многие из них высказывали свои мысли, и, главное, разброс их мнений и оценок свидетельствует о том, что мы не ошиблись в выборе темы.