Внемлющие небесам - [10]

Однако звонили не из Вселенной. Знакомый голос с американским акцентом принадлежал Чарли Саундерсу.

– Мак, случилось непредвиденное. Олсен уже выехал сменить тебя, но, я полагаю, ты должен все бросить и приехать немедленно. Это касается Марии.

***

«Брось все. Сейчас это не важно. Переведи аппаратуру в автоматический режим, компьютер сам займется всем. Мария!.. Немедленно! Давай, быстрее! Скорей! Вот, кажется, подъехал какой-то автомобиль. Наверно, это Олсен. Впрочем, неважно…»

"Что произошло? Почему он не спросил сразу? А может… Неважно – что. Мария! Но что могло случиться? Ничего серьезного. Столько людей… Nil desperandum.

* [никогда не отчаивайся (лат.) – Гораций, «Оды», часть I]

Однако… зачем звонил Чарли, если ничего серьезного? Нет, скорее всего, это нечто серьезное. Следует приготовиться к чему-то ужасному, способному пошатнуть его мир и разорвать душу".

«Нельзя сломаться на глазах у всех. Почему нельзя? Почему он должен казаться железным? И почему ему надлежит всегда оставаться безмятежно спокойным, полным непоколебимой веры? За что именно ему? Если произошло нечто ужасное, жуткое с Марией… Тогда все равно. Навсегда. Почему он не спросил Чарли? Почему? Впрочем, плохое пусть подождет, от неизвестности хуже не станет».

«Ну почему мироздание равнодушно к моим страданиям? Он – ничто, и чувства его – ничто для всех, кроме него самого. Для Вселенной важна лишь Программа. И в ней ничтожная вероятность стать его связующим звеном с вечностью. Его любовь и его страдания – это он сам, но жизнь и смерть его безраздельно принадлежат Программе…»

***

Подъезжая к гасиенде, Макдональд дышал уже ровнее. Он уже совладал со своими чувствами. Небо на востоке посерело перед рассветом. Обычное время возвращения домой для персонала Программы. Саундерс ждал его в дверях.

– Доктор Лессенден уже здесь.

В гостиной еще витал папиросный дым и, казалось, еще не растаяло эхо бесед, однако здесь кто-то уже потрудился. Следы вечеринки убраны. Наверно, суетились все, как угорелые. Люди у него что надо.

– Бетти обнаружила ее в ванной, за вашей спальней. Этого бы не случилось, не будь все так заняты друг другом. Это я виноват. Мне не следовало соглашаться на замену. Возможно, не оставь ты ее… Я же видел, как не хотелось тебе этого.

– Нет здесь ничьей вины. Она очень часто оставалась одна, – сказал Макдональд. – Что с ней?

– Я разве не сказал тебе? Она вскрыла себе вены лезвием. Бетти обнаружила ее лежащей в ванне. «Словно в розовой фруктовой воде», – так она выразилась.

Будто чья-то лапа стиснула Макдональду нутро. Стиснула и отпустила. Да, вот оно и случилось. Но разве он не знал все с самого начала? С того дня, как она наглоталась снотворного, он постоянно жил с этим знанием, хотя и пытался убедить себя и поверить ее заверениям, что большую дозу она приняла по ошибке. А может, все-таки не знал? Одно он знал теперь наверняка: сообщение Саундерса не явилось для него неожиданностью.

А потом все они стояли в дверях спальни, а на кровати лежала Мария, укрытая одеялом, и тела ее, казалось, будто и нет под ним, ведь на покрывале не оставалось ни единой складочки; руки ее лежали поверх одеяла, и повязки выделялись белыми полосами, нанесенными, словно кистью, поверх совершенства оливковой кожи рук… Но, увы, теперь совершенство утрачено, – и тут же он одернул себя, глядя на ее ужасно искривленные губы: они говорили ему сейчас и о скрытой горечи, и о невысказанной печали, и обо всей ее жизни, где столько раз приходилось лицемерить…

Доктор Лессенден поднял голову; со лба его стекали капли пота.

– Кровотечение остановлено, но она потеряла много крови. Придется везти в клинику на переливание. С минуты на минуту прибудет карета скорой помощи.

Макдональд взглянул в лицо Марии. Бледное, словно восковое изваяние. Будто голова ее уже лежала на атласной подушке в вечном сне.

– Шансы – пятьдесят на пятьдесят, – ответил Лессенден на его немой вопрос.

В спальню вошли санитары с носилками.

– Вот это Бетти нашла на ее туалетном столике, – сообщил Саундерс.

Он отдал Макдональду сложенный вдвое листок. Макдональд развернул бумажку:

«Je m'en vay chercher un grand Peut-etre».

* ["Отправлюсь на поиски великого Быть Может" (фр.) – фраза, произнесенная Ф.Рабле на смертном ложе]

Появление Макдональда в бюро стало неожиданностью для всех. Его ни о чем не спрашивали, да и он отнюдь не горел желанием признаться, что бездеятельное сидение в переполненном воспоминаниями доме невыносимо, когда ждешь единственного известия. Когда же кто-то все же решился спросить его о Марии, он ответил:

– Доктор Лессенден не теряет надежды. Она еще не пришла в сознание. И неизвестно, сколько такое состояние продлится. Доктор сказал, с таким же успехом ждать можно и здесь. Наверное, я действовал им в клинике на нервы. А Мария по-прежнему без сознания…

O lente, lente currite, noctis equi.

["Звезда плывет по небу и подгоняет время.

Вот-вот пробьют часы" (лат.)]

Наконец, Макдональд остался один. Достал бумагу и карандаш и долго трудился над заявлением. Перечитав, смял листок и сунул в корзинку для мусора. Затем взял чистый лист и нацарапал одну фразу. Потом вызвал Лили.